в кремниевом нутре ординатора.
-- Может позвать?-- украдкой поинтересовался Аркадий и посмотрел на друзей, ожидая поддержки.
-- Да, пожалуй, позвать,-- Евгения смеялась, а по щекам её текли слёзы,-- Позовите мне человека в белом халате. Он, наверное, знает, что надо вырезать из мозга, чтобы перестало быть больно и смешно. Ведь так? Ведь не надо лечить человека, который призывает уничтожить зелёный мир? Ведь никто же не порывался лечить того, кто вывернул мир наизнанку? Не вылечили... А меня, пожалуй можно и должно.
-- Послушай,-- Роман подсел к Евгении и взял её за плечи,-- Ты устала, мы все устали, давай уже расходиться, завтра будет ещё день, всё образуется...
-- Да,-- девушка, цепляясь за арматуру, встала на ноги,-- Пожалуй, всем надо идти...
Имитация дня сочащаяся из фуллеренового остова. И очень много бескрайне белой пустоты. Когда Евгения, пошатываясь, пошла к выходу, Игорь попытался сначала пойти следом, утешить, помочь, но она отстранила его столь решительно, что он замер и далее, отупев от накатившей тишины и собственной беспомощности, слушал, как в этой тишине затихают шаги любимого человека.
А девушка вышла на улицу -- через дворик-колодец в громогласные будетлянские будни -- и побрела в перспективу кипящего проспекта с каждым шагом всё менее ощущая собственное тело.
Ей надо было сказать, что там, вверху, громада идёт на громаду. Что безразмерная и страстная сила проходит сквозь мир, и, разбиваясь о твердыню сиюминутности бурлит и пенится, и порождает то, что называется жизнью. Что силе этой безразличны человеческие пороки и страсти в той же мере, в которой безразличны горному потоку попытки перегородить его трухой и щепками.
Ей надо было сказать, но Слово, коим она, как раньше ей думалось, владела, отвернулось от неё. И вдруг стало отчётливо понятно, что никогда и никто Словом владеть не мог, что мнимое владение им -- лишь самообман, тешащий гордыню. Можно было лишь любить Слово, пестовать его на себе и кормить собственной плотью в надежде на то, что когда-нибудь, в далёком будущем он явит свою милость и вложит в уста всё беспредельное величие вселенной.
И тогда она отчаялась. Небеса как-то разом отступили, отступил и город, открывая взору лишённую горизонта ледяную беспредельность. Ячеи фуллерена отсюда были видны особенно хорошо -- некогда крашенные попеременно чёрным, белым и красным перекрытия давно облупились и выцвели. Из-под тусклых лохмотьев явственно проглядывали ржавые разводы.
Евгения посмотрела вверх, на то, как держат город в перекрестье фокусов имитаторы дневного света. Силуэты титанических осветительных установок чуть заметно ползли вдоль искусственных эклиптик.
Девушка почувствовала, что должна сделать одну простую вещь. И, распрямившись против насквозь проржавевшего купола, она яростно и зло, насколько хватило сил, закричала. И в крике её не было ни хулы, ни молитвы, просто с ним к небесам рвалось что-то, что уже никак нельзя было удержать в плену тела.
Вокруг простиралось пустое поле, усеянное битым стеклом, целлофановыми пакетами, кирпичным крошевом и ещё многим, многим другим, выброшенным за периметр будетлянской жизни. Вокруг гулял ветер и стаи полиэтиленовых птиц перепархивали с одной кучи мусора на другую.
А Евгения кричала в голос, покуда не сорвала его до сиплой хрипоты.
-- Глас вопиющего в пустыне,-- сказал, казалось, из ниоткуда возникший мужчина -- коренастый, с редкой сединой в коротко стриженых волосах. На эмалированных пуговицах его серого пиджака были изображены чёрных угловатые символы.
-- Меня мало волновало, кто меня услышит,-- ответила девушка полушёпотом.
Мужчина пригладил несуществующую бороду.
-- Впрочем, я могу тебе помочь.
-- Меня мама учила не случать незнакомцев,-- ядовито усмехнулась Евгения.
-- Имя мне -- Дит. Теперь мы знакомы. И я могу помочь.
-- Чем?
-- Смотри,-- Дит поднял с земли горстку маленьких металлических цилиндриков и провёл по ним ладонью -- а потом показал Евгении вдруг оказавшийся на их месте порошок,-- это палладий.
-- Зачем он мне?
-- Он дорогой.
-- Ну, кудесник, ты опоздал на пару столетий.
-- Может... -- Дит развеял порошок по ветру,-- Пойдём, я покажу тебе иные чудеса.
-- Думаешь, мне интересно?
Дит пожал плечами.
-- Можешь остаться где стоишь, Евгения. Что плохого станется, если ты составишь мне компанию в этом сумрачном месте?
-- В самом деле. Если учесть, что ты знаешь моё имя.
-- Ты, в некотором роде, знаменитость. Почему бы мне ни знать твоего имени?
И они пошли, так что город был по левое плечо, а основание фуллерена -- по правое. А пока они шли, мужчина говорил:
-- Здесь ещё остались наниты, возведшие купол. Мне известны коды их интерфейсов, я мог бы сделать всё что угодно... но...
-- Я должна задать вопрос?
-- Не обязательно. Просто мне ничего не надо. И я могу дать тебе что угодно. Кстати, хочешь шоколадку?-- Дит поднял из кучи хлама металлический брусок и тот, окутавшись бирюзовым сиянием, превратился в плитку шоколада.
-- Спасибо, кудесник, но я не ем шоколада. Вредно,-- и Евгения демонстративно закурила.
-- Я не кудесник. Если тебя так волнует род моей деятельности, то я, скорее, гончар.
-- И что ты хочешь от меня, гончар?
-- Я же сказал: хочу помочь. Хочешь, дам тебе крылья?
-- Мне привычнее чувствовать землю под ногами.
-- А так... вознеслась бы над толпой.
-- И насрала бы всем на макушку.
-- Хотя бы и так... Ты ведь ненавидишь их, они ведь умеют только жрать.
-- Предпочитаю пешие прогулки... А что до ненависти, то тут ты неправ. Когда-то я действительно их ненавидела. Но я -- плохой сосуд для ненависти. Вечно протекаю.
-- Я всё равно хочу тебе помочь. А поскольку гадать можно долго, лучше я дам тебе коды интерфейсов. Сама решишь, что сотворить.
Евгения покачала головой.
-- Дай мне Слово.
-- Какое?
-- То, которое не звучит, но колышет мир своим дыханием. Единственное Слово,-- мегатонны обжигающе холодного ветра пронзили Евгению и вдруг она поняла: то, что она говорит, не принадлежит ей,-- Слово живых... и Слово мёртвых, Слово созидания и разрушения.
Дит разом осунулся.
-- Ты же сама прекрасно знаешь, что его нет у меня.
-- Тогда отойди от меня, гончар.
-- Разумеется... Разумеется... Вот только чего ты добьёшься во плоти? Что, кроме зла, ты хочешь от зла? Тебе не стоило смотреть во Тьму...
Дит развернулся, пнул ботинком оказавшийся на пути кусок монтажного шасси, и зашагал прочь. Казалось, в нём существенно убавилось роста.
Когда недавний собеседник скрылся за кучами мусора, ноги перестали держать Евгению и
