-- что зал был битком набит кадаврами, и комиссар указывала им на Игоря.
А тот, дождавшись пока его оружие перезарядится, навёл ствол на комиссара и нажал на спуск. Евгения ожидала ещё одной вспышки, но комиссар Искусства исчезла, словно на плохо смонтированной плёнке, разом и без следа. Кадавры замерли, тупо озираясь по сторонам. А потом двери зала открылись и внутрь вошла комиссар. И ещё одна, и ещё -- они входили, похожие словно капли воды.
-- Вот и всё,-- сказала одна из них.
-- Справедливость восторжествовала,-- поддержала вторая.
-- Искусство будет таким, каким должно быть,-- заявила третья.
-- Воистину!
-- Потому что мы следуем тем, кто уничтожил Солнце.
-- Вывернул его наизнанку.
-- Нашей иконой...
-- Нашим смыслом...
-- Нашей жизнью.
-- Сначала мужчину.
-- Да. Сначала мужчину.
Игорь выстрелил в наседающих на него кадавров. И успел выстрелить ещё два раза, а потом на него навалились со всех сторон и когда он уже почти лежал на полу, то бросил деконструктор Евгении.
Та взяла в руку оружие и вдруг отчётливо поняла, что именно она должна сделать. С самого того момента, как ощутила в себе чужую память падения в плоть. И перед её внутренним взором почему-то прошли чередой крепыш с гностическим символом на шевроне, и Дит-гончар, делавший вид, что искушает, но, на самом деле, просто издевавшийся над поверженной жертвой, и узор из swastika, казалось, лишившийся смысла, но, на самом деле, достигший своей цели.
Почему-то Евгении бросилось в глаза, что в пересекающем зал луче света озорно и забавно танцуют пылинки, а внутри ствола находится что-то, до боли напоминающее головку пьезо-зажигалки. Это позабавило девушку. И спуск, переделанный из обычного дверного звонка, она нажала, улыбаясь.
А потом кадавры расступились, и комиссары отпрянули, потому что всё, что было Евгенией стало сиянием, ослепительным и живым. И сияние это, обретя форму человеческого тела, спустилось с помоста и пошло к инсталляции. В руках у него было нечто, неуловимое глазом, но, тем не менее, существующее. Это нечто, маленькое, помещающееся на ладонях, тем не менее было столь огромным, что застилало собой небо.
-- Слово... это настоящее Слово,-- прохрипел Игорь, жадно ловя уцелевшим глазом каждую крупицу великолепия в руках того, что раньше было Евгенией.
-- Слово,-- разом выдохнули комиссары.
А то, что раньше было Евгенией подошло к стволу деконструктора внутри инсталляции и, обняв его, слилось с ним в одно целое...
Дит, лениво ковыряющий землю носком ботинка вдруг увидел, как из центра города вырвался вверх тонкий белый луч. И ещё он видел, как луч этот впился в висящий в небе Квадрат. Тот, подёрнувшись статическими помехами, распался на несколько призрачных фрагментов и исчез. Гончар сверился с наручными часами и принялся смотреть в ту точку неба, откуда через восемь минут придёт его поражение.
-- И, всё-таки, что с этим делать?-- Евгения указала на метровый фанерный куб, стоящий на сцене.
В верхней грани куба было пробито тонкое отверстие. Девушка, полушутя, попыталась заглянуть внутрь, но там была кромешная тьма. Правда, на какой-то момент ей показалось, что внутри что-то гудит, словно рой мошки, но потом это ощущение прошло.
-- Отдадим художникам,-- Рома шёл по проходу между зрительских рядов с бухтой коаксиального кабеля на плече,-- Васильевич жаловался, что у него фанера кончилась.
-- Угу,-- подтвердил Игорь, отключающий ряд за рядом прожектора,-- Что это кстати за чудо такое?
-- Постсупрематическая композиция... осталась с последней выставки,-- пожала плечами Евгения,-- Её народники присмотрели -- кто-то от избушки Бабы Яги подпорку снёс, так они её к этому кубику прислоняли.
-- А, так вот где она,-- раздался из кулис голос Василия,-- этот, как его... Фалеевич что ли? Всех с ног на голову поставил, требовал звонить в милицию и искать его шедевр.
-- Но ты ведь нас не сдашь?-- заговорщицки прошептала Евгения.
Они рассмеялись. А потом кто-то предложил отметить этот замечательный день и ещё что-нибудь, что сочинится по дороге. Ещё кто-то посоветовал взять вина на розлив и ехать за город. Остальные согласились -- потому что внутри было ощущение, что только что они совершили что-то невероятное, немыслимое, неосуществимое, хотя никто и не мог вспомнить, что именно.
Аркадий отворил служебные ворота и все пятеро вышли наружу. Там было восхитительное лето, деревья были зелёными, небо голубым и с этого голубого неба сияло живым и тёплым светом непобеждённое Солнце.
Максим Кич 25 мая 2007 -- 13 мая 2009 Витебск
Распространяется на основании Creative Commons Attribution-NonCommercial-NoDerivs 3.0 Unported License.
