для переосмысления всей ситуации.
Внезапно что-то тяжёлое с возмущённым шипением прыгнуло ему прямо под ноги. Двадцать три. Его любимый и чрезвычайно нахальный питомец. Что он здесь делает?
Подхватив на руки ошалевшего от окружающего хаоса зверя, Чжао вдруг побледнел. Плохое предчувствие, мучившее его всю дорогу, вспыхнуло в груди с новой силой. Если Двадцать три оказался с ним рядом, значит за ним никто не следил.
— Мне наплевать на тебя и на твои приказы, — процедил Лунху Чжао. — Я не оставлю здесь своих учеников. Ни одного из них.
Ифэй ответил не сразу. Во взгляде, прикованном к чему-то вдали, где обрывалась вереница повозок, мелькнуло нечто похожее на облегчение с примесью мрачного торжествования. Он улыбнулся. На этот раз шире и абсолютно расслабленно, как настоящий преступник, чей злобный план пришёл в исполнение.
— Как скажешь, — неожиданно легко согласился Ифэй и махнул рукой подчинённым, призывая их следовать за собой.
В мгновение ока просветленные в алом растворились во мраке ветреной ночи. Всего за пару часов они достигнут горы Лунхушань и спокойно отправятся спать. Лишь новые ученики по приказу главы будут сражаться со смертными, пускай и слабыми, но превышающими их по численности и источающими лютую ненависть. Очевидно, здесь не обошлось без тёмной ци. И если демоны научились так влиять на людей, настраивая их против просветленных, этому миру действительно скоро конец.
Прижав к себе кота, Чжао запрыгнул на меч и взлетел. Открывшаяся сверху картина у кого угодно вызвала бы ужас: новые ученики, окружённые разъяренной толпой, изо всех сил старались спасти свою жизнь. Скопление людей вокруг них было плотным настолько, что они едва успевали наносить ответные удары. О том, чтобы взмыть вверх, не было речи. Если так продолжится дальше, силы юных просветлённых иссякнут, и бунтовщики попросту задавят их массой.
Тем не менее, Лунху Чжао оставался спокоен. Творившийся внизу беспредел его ничуть не волновал. Не обнаружив в толпе своих учеников, он обвел взглядом окрестности и уже было собирался отправиться в лес, как под ним раздалось душераздирающее:
— Учитель, прошу, помогите!
Обычно никто ни о чём не просил его. Более того, ученики школы Ли, все поголовно, обходили его стороной. Привыкший заботиться об одном только Чэньсине, Чжао также игнорировал младших. И вовсе не потому, что он обижался или испытывал взаимную к ним неприязнь. Просто они были ему безразличны. В конце концов, большинство из них рано или поздно погибнет из-за собственной слабости. Так стоит ли тратить на них свои чувства?
Лунху Чжао не вмешивался в жизнь школы Ли и методы воспитания Лунху Ифэя, а тот, в свою очередь, позволял ему и Чэньсину существовать обособленно, не подчиняясь общепринятым правилам. Это устраивало обоих мужчин.
Но сейчас кто-то впервые обратился к нему с просьбой о помощи. Вместе с дымом и запахом крови в непроницаемо чёрное небо взлетело ещё несколько дрожащих голосов:
— Учитель, мы же умрём так!
— Учитель, пожалуйста!
— Учитель…!
Чжао вздохнул. Судя по состоянию этих ребят, они не протянут и до полуночи. А для него обездвижить толпу вооружённых селян было легче простого. Для этого не обязательно знать особые техники, нужно просто быть опытным воином, коим не являлся никто из младших просветлённых. Впрочем, если кто-то из них и обладал потенциалом, он всё равно бы погиб в этом бою.
Бессмертный кинул последний встревоженный взгляд в сторону леса и с очередным тягостным, почти что страдальческим вздохом опустился на землю. В тот же миг как пчёлы на мёд со всех сторон к нему слетелись селяне.
Кот на руках зашипел и попытался сбежать, когда искаженные злобою лица приблизились непозволительно близко, но Лунху Чжао не позволил ему это сделать. Как можно крепче он прижал зверя к груди и лениво замахнулся мечом. Этого действия было достаточно, чтобы поднявшейся ударной волной с ног смело первый ряд взрослых мужчин. И это было только начало.
Напрочь позабыв обо всём, Чжао улыбнулся. В глазах цвета вечернего неба плясали озорные огни, и сам просветлённый точно вернулся в те времена, когда каждый бой он воспринимал как развлечение. И чем сильнее были враги, тем большее удовольствие он получал.
Лунху Чжао никогда не проигрывал, поэтому схватки с кем бы то ни было ему быстро наскучили. Всего раз за целую жизнь ему встретился достойный соперник, но ни имени, ни даже его размытого образа к своему сожалению Чжао не помнил.
Это было очень давно. Тот человек обладал удивительной внутренней силой, и одна только мысль о нём заставляла сердце дрожать.
За плотным туманом забвения скрывалось что-то ещё, нечто большее, чем Чжао мог предположить. Оно обладало неповторимым запахом счастья, которое со времён своей юности он больше никогда не испытывал. Лишь орхидеи, пронзительно синие, как предрассветное небо, напоминали ему о том чувстве и одновременно позволяли забыть безвозвратно утраченное, жизненно важное нечто.
Сереброволосый бессмертный медленно выдохнул и сорвался на бег. Тело исполнено лёгкости, сам он — порыв шквального ветра, что способен сбить с ног любого противника. Чжао стремительно движется среди десятков людей, и душу мгновенно охватывает волна наслаждения. От кончиков пальцев до самого сердца с лёгким покалыванием распространяются искры восторга. Он неуловим и прекрасен, и осознание этого его вдохновляет сильнее.
Пускай ему не составляет труда опрокинуть на землю всех этих смертных, мужчина вовсю упивается техникой, что на горе Маошань зовётся «дыханием ветра». Мало кто знает о том, что он ей владеет, ведь Чжао её крайне редко использует.
Вполне вероятно, именно по этой причине «дыхание ветра» сейчас ему дарит такие же яркие, как и двадцать четыре года назад, ощущения, когда он впервые его применил. Каким бы скучным ни казался бой, с этой потрясающей техникой Чжао приближался к состоянию близкому к счастью.
Освободившись от оков гнетущей тоски, душа воспаряла до запредельных высот, и просветленный физически мог ощутить, как где-то рядом бьётся сердце забытого им человека. В такие моменты их разделял последний рубеж, истончённый, как грань между ночью и утром, неодолимый, как стык двух разных миров. Казалось, протяни руку, и снова ощутишь на губах вкус весеннего солнца, окунёшься в родное тепло.
Но Лунху Чжао не может достичь его. Он не в силах найти даже след его тени. Однако само чувство этой волнующей близости стоит всех перенесённых страданий. В этом и заключается суть «дыхания ветра».
Сереброволосый бессмертный приходит в себя, когда отовсюду раздаются полные радости крики:
— Учитель такой потрясающий!
— А можно учиться у вас?
— Вы использовали природную технику?
Хотя на лица юных просветленных легла тень измождения,
