если б знал, что ты такая бесстыдница. И о чём только думаешь? — вздыхает Чэньсин, продолжая смывать кровь с её кожи.
Цайхуа уже собирается разразиться гневной тирадой, однако плечо снова взрывается болью. Нестерпимой настолько, что вместо ругательств с губ срывается стон.
Ладонь парня с зажатым в ней рукавом останавливается.
— Потерпи ещё немного. Я почти всё, — голос Чэньсина вдруг кажется более низким и приглушенным.
Он прикрывает глаза, а затем нагибается над оголённым плечом и медленно дует на рану. Чэньсин знает, что это не облегчит страдания девушки, но странное чувство, что разгорелось внутри трепещущим пламенем, заставляет его продолжать делать вещи, лишённые здравого смысла.
Мгновение растягивается в вечность. Подчинившись инстинктивным порывам, он словно выполняет древний обряд, способный разрушить все стены, размыть все границы между его собственным миром и сердцем Лу Цайхуа. Парень не может и уже давно не пытается понять, зачем ему это надо. Он просто чувствует, что это жизненно важно для его опустошённой души, необходимо, как воды ручья, к которым мечтает припасть измученный жаждою странник.
Просветленная вздрагивает, когда губы Чэньсина как бы невзначай касаются её плеча. Так осторожно, как если бы на него опустилась легкокрылая бабочка. Хотя прикосновение длится крохотный миг, его вполне достаточно для того, чтобы окончательно вскружить девушке голову. Она заставляет себя думать о том, что это случайность, что юноша в алом наклонился сильнее чем нужно, не сумев в темноте правильно определить расстояние. Но отчего-то в это не хочется верить.
Чэньсин отстраняется и медленно проводит пальцами по повреждённой коже, направляя в неё поток светлой ци. Знакомое тепло заполняет собой сеть духовных каналов, расслабляет и наделяет живительной силой каждую клеточку тела. Растворившись в своих ощущениях, Лу Цайхуа с запозданием порывается ухватиться за мысль: когда-то с ней уже происходило нечто похожее. Но она, эта мысль, подобно упавшей звезде оставляет в сознании лишь мерцающий росчерк. Он стремительно гаснет и не приводит к разгадке.
— Как тебе это удалось? — ошарашенно шепчет просветленная, когда боль исчезает вместе с причиной, её вызывавшей.
Не в силах поверить в случившееся, она проводит рукой по плечу и обнаруживает, что на нём не осталось и следа от полученной травмы.
— Было дело, учился в Чунгао, — небрежным тоном отвечает Чэньсин. — Выучил там кое-какие полезные техники.
Также небрежно он накидывает ей на плечо ткань рубахи и отворачивается.
Увлечённая раздумьями Лу Цайхуа не замечает перемен в его настроении.
Она никогда не слышала о технике, способной полностью исцелить человека. Более того, если подобная техника и существует, наверняка она тайная и с кем попало лекари из школы Чунгао ей не поделятся. Не может быть, чтобы Чэньсину её так просто доверили. Для этого ему необходимо было учиться у них по меньшей мере с раннего детства, а судя по его боевым навыкам, всю свою жизнь парень провел в школе Ли. Как тогда вышло, что он в совершенстве владеет техниками двух разных школ? В конечном счёте, не мог же Чэньсин проходить обучение в двух местах одновременно.
Так или иначе, ей следует поблагодарить его. Несмотря на то, что их отношения своими попеременными вспышками то неприязни, то внезапной симпатии напоминали качели, он вновь её спас. Рискнул жизнью, ввязавшись в совершенно его не касающееся предприятие по поимке врага. К слову, об этом…
— А что стало с той женщиной? — поинтересовалась Лу Цайхуа, потуже затянув пояс на талии.
— Я её ранил, но у неё получилось сбежать.
И снова этот безразличный голос, лишенный всяких оттенков и задевающий даже сильнее, чем если б он был просто холодным.
Не дожидаясь, пока девушка скажет что-то ещё, он одним махом перепрыгнул ручей. Это действие не несло в себе скрытого смысла, но просветлённой вдруг показалось, что таким образом он возвёл между ними двумя незримый барьер.
Сердце захлестнуло волной раздражения. Цайхуа не могла дать отчёта своему недовольству. Она просто испытывала его каждый раз, стоило Чэньсину начать выражать по отношению к ней безразличие.
Девушка без труда пересекла водный поток и поравнялась с Чэньсином. Но ощущение, что он продолжает от неё отдаляться, находясь по другую сторону невидимой грани, почему-то стало сильнее.
— Откуда ты знаешь, куда нам идти?
Попытка завязать разговор провалилась. Чэньсин продолжает идти по тропинке, не обращая на Лу Цайхуа никакого внимания. Будто её здесь и нет, будто его недавняя забота о ней — не более чем глупый и далёкий от реальности сон.
Она до сих пор не может прийти в себя. Слишком много событий, выходящих за рамки обыденности, произошло с ней всего лишь за вечер. Встреча с врагом, битва на грани жизни и смерти, а после внезапная нежность от человека, чувства к которому она не может понять.
Чэньсин всё также молча шагает вперёд, когда Цайхуа вдруг принимает решение. Пускай их мало что связывает, она хочет знать, насколько важна для него. Сама эта мысль в любой другой момент показалась бы ей страшно нелепой, но не сейчас. Эмоции слишком сильны, чтобы позволить ей здраво мыслить.
Пора. Девушка намеренно спотыкается и, крепко зажмурившись, отдаётся на волю судьбы. Если Чэньсин её не поймает, значит ему в самом деле до неё всё равно, но если…
Прежде, чем она успевает додумать мысль до конца, практически у самой земли её подхватывают тёплые руки. А затем прямо над ухом раздаётся гневное:
— А если бы я тебя не поймал?
***
— Что всё это значит? — недобро сверкнул глазами сереброволосый бессмертный.
Ифэй рассмеялся. Пламя десятков огней осветило лицо с искривленной, лучащейся самодовольством улыбкой. Стоило ему запрыгнуть на меч и взмыть в небо, как следом за ним моментально последовали и все остальные учителя школы Ли вместе с учениками. Внизу остались одни новобранцы, схлестнувшиеся в схватке с озверевшими селянами, да Лунху Чжао.
— То и значит, — соизволил ответить глава. — Это первое задание для новичков. Если они с ним не справятся, значит никто из них не достоин обучения в Ли. А ты летишь с нами. Это приказ.
Чжао невольно сжал кулаки. Не сказать чтобы его удивило поведение Лунху Ифэя, не раз отправлявшего учеников на верную смерть. Заставляя их калечить друг друга до потери сознания и совершать невозможное, он воспитывал в тех, кто это выдерживал, настоящий воинский дух. Можно сказать, Ифэй проводил жесткий отбор, в результате которого с ним оставались самые лучшие воины. Пускай их было немного, они являлись сильнейшими, и Лунху Чжао мог это принять. Но сейчас на душе отчего-то было тревожно. Казалось, он упускает нечто значимое, необходимое
