орудовать чужим мечом с тонким, но удивительно тяжёлым лезвием. Любое промедление, как и попытка сбежать будут стоить ей жизни.
Глаза затуманены жаждой крови. Молодые и старые лица, смешавшись в пёструю массу, искажены в жутком оскале. Все они словно потеряли рассудок.
Защищаться уже почти невозможно, но Лу Цайхуа не решается перейти в наступление. Да, она одна противостоит дикой толпе, однако эти мужчины — обыкновенные люди, не способные ни на что, кроме неумелого размахивания ножами да вилами. Они не причинят ей вреда, если ей удастся взять себя в руки и начать двигаться немного быстрее. Но если она нанесёт им удар, они не смогут себя защитить.
Ноги едва не подкашиваются, когда плечо вдруг взрывается болью. Какой-то мужчина, пока она отбивала другую атаку, нанёс ей глубокую рану. Ткань одеяний мгновенно пропитывает тёплая кровь, в воздухе пахнет отчаянием. Единственный способ выйти отсюда живой — использовать любую боевую технику, но она не может позволить себе навредить простым смертным. Она просветлённая, они — обыкновенные слабые люди. Цайхуа должна сдерживать силу, что не дана от природы другим, и сражаться с ними на равных.
Плечо нещадно болит, подрагивающая от напряжения кисть почти не способна удерживать меч. Прямо сейчас её разорвут на куски. Пусть так, но Лу Цайхуа ни за что не причинит вреда этим людям, не воспользуется преимуществом, которого они все лишены. Ведь одна мысль о подобном вызывает в душе инстинктивный протест и пятнает достоинство. В глазах стоят жгучие слезы. Женщине в чёрном плаще удалось всех обмануть.
Цайхуа ожидает, что тело вот-вот пронзит смертельная боль, однако ничего не происходит.
Совершенно внезапно рядом проносится алая тень. Проходит всего пару мгновений, и толпа рослых мужчин без сознания валится с ног.
А затем на плечи ложатся тёплые руки. Отчаянно крепко Чэньсин прижимает к себе дрожащую девушку и гневно шепчет ей на ухо:
— Дура.
— А не надо было бросать меня!
Она больше не сдерживается и, уткнувшись лицом в его горячую шею, громко рыдает.
Глава 25. Протяни руку, и снова ощутишь на губах вкус весеннего солнца, окунёшься в родное тепло
Когда слёзы закончились, девушка начала возвращаться в реальность. Жар, исходящий от тела Чэньсина, и едва уловимый запах цветов действовали на неё успокаивающе. Объятия юноши надёжно защищали от сгустившийся тьмы, служили мощным барьером между ней и кошмаром, который она ещё долго не сможет забыть.
Стоит перекошенным лицам селян с блестящими от гнева глазами предстать перед мысленным взором, как изнутри снова бьёт мелкая дрожь. Заледеневшими пальцами Лу Цайхуа ещё крепче сжимает одежду Чэньсина, цепляется за его широкую спину, как утопающий в отчаянной попытке спастись.
Плечо раздирает невыносимая боль, но она не обращает на это внимания. В который раз её чуть не убили, и сегодня от этой мысли впервые становится страшно. Лавина новых эмоций наполняет душу чудовищной тяжестью. Мир стал другим. Незаметно для всех, но ощутимо для Цайхуа. Неизменным остаётся лишь то, что её защищает парень в алых одеждах.
Пальцы Чэньсина путаются в её волосах, невесомо скользят по спине, и в какой-то момент Цайхуа замечает, что тело её внезапно расслабилось. Она готова стоять так до бесконечности долго, обнимая просветлённого и растворяясь в его удивительной ауре, в которой ей чудится что-то знакомое и даже родное.
— Стой здесь. Я скоро вернусь, — совершенно некстати раздаётся над ухом.
Когда Чэньсин отстраняется, девушке на мгновение кажется, будто она потеряла что-то в значительной степени важное, некую часть самой себя, без которой невозможно существовать полноценно. Холод накрывает её с головой, в душе становится пусто.
На залитой лунном светом поляне она осталась одна в окружении обездвиженных человеческих тел. Тишина обволакивает листья деревьев и их узловатые ветви, налётом безмолвия покрывает неестественно бледные лица мужчин. И если б не затихающие в отдалении звуки шагов, Цайхуа вновь потеряла бы связь с реальным миром.
Тонкими иглами в кожу впивается страх. Она не может понять, что её пугает сильнее: одиночество или эти мужчины, когда угодно способные встать и на неё наброситься. Воздухом, впитавшим в себя их полубезумные крики, уже невозможно дышать. Каждый вдох становится пыткой, как если бы в тело один за другим вонзались ножи.
Задержав дыхание, Лу Цайхуа срывается с места. Под ногами точно разливается кипящая магма, что заставляет бежать всё быстрее. И только когда ей удаётся догнать юношу в алом, она, наконец, останавливается.
Лунный свет, сегодня особенно яркий, призрачными бликами ложится на поверхность воды. Мелодично журчит неглубокий ручей, склонившийся над ним просветлённый зачем-то опустил в его неторопливый поток свой рукав.
— Зачем пришла? Я же просил подождать, — проворчал просветленный. — А если бы ты заблудилась?
— Я побоялась, что эти люди очнутся, — тихо оправдалась Лу Цайхуа.
Силуэт парня чёрный. Он словно окутан тёмной энергией, однако ци, исходящая от него волнами, пронизывает душу теплом.
Чэньсин усмехнулся:
— Им повезёт, если они смогут очнуться к утру.
Хотя Цайхуа не видит лица просветлённого, она готова поклясться, что он улыбается. Самодовольно и мрачно.
Неожиданно её настигает желание взглянуть на эту улыбку. Цайхуа непроизвольно делает пару шагов в сторону юноши, а затем застывает от боли, что пронзает плечо с новой силой. От неё нет спасения, и прежде чем Цайхуа удаётся хоть немного прийти в себя, к ней вплотную подходит Чэньсин.
В воспалённом сознании рождается паника, когда руки парня начинают развязывать пояс.
Её пояс!
— Ты что…?!
Она не успевает закончить. Чэньсин просто встаёт ей за спину и молча спускает одежду с её поврежденного плеча.
Цайхуа задыхается. Сердце бешено бьётся, превращая и без того горячую кровь в раскалённую лаву. Первым делом она пытается от него отстраниться, но Чэньсин не позволяет этого сделать. Удерживая её в одном положении левой рукой, он молча ждёт, когда она прекратит вырываться.
Спустя какое-то время Цайхуа замечает, что парень не совершает ничего непристойного. В тот же миг, когда она замирает, плеча касается мокрая ткань, и девушка наконец-то догадывается, чего он хотел.
— Стой спокойно, а? Я обработаю рану.
— А раньше не мог сказать? — обиженно бурчит Цайхуа.
Щёки пылают. Ей ужасно неловко не столько из-за своего поведения, сколько от непрошенных мыслей, заполонивших сознание подобно привередливым демонам и подчинивших себе её волю. Впрочем, Лу Цайхуа не вела бы себя столь опрометчиво, знай она об истинных намерениях юноши. В конце концов, мало ли что у него на уме? Да и кто вообще будет спокойно стоять, пока человек противоположного пола его раздевает?
— Сказал бы,
