больше не выпадало возможности пробраться тайком в обитель бессмертных. Поэтому о назначении загадочного артефакта ей только предстояло узнать. Вздохнув, Цайхуа убрала склянку с пилюлями в маленький поясной мешочек, который для неё сшила Юцин.
Духовная энергия бурлила внутри подобно неукротимым горным потокам, и девушка поспешила усесться прямо на землю.
Скрестить ноги, приняв медитативную позу, сомкнуть веки так плотно, чтобы перед мысленным взором простиралась одна лишь кромешная мгла, прислушаться к биению сердца и замедлить дыхание. Вдох-выдох. Ощущения становятся яркими. Словно под куполом чёрного неба взрываются огни фейерверков, чувства настигают внезапно, и вскоре всё тело заполняют их разноцветные искры. А после всё затмевает ослепительный свет. Ци похожа на белое пламя: его языки непокорны и излучают тепло. Пламя пульсирует, предаваясь безумному танцу, не подчиняется разуму. В попытке вырваться из духовных каналов наружу, оно приобретает различные формы, но вскоре его удаётся загнать обратно в нижний даньтянь и усмирить.
Цайхуа пришла в себя как раз вовремя, чтобы услышать раздавшийся за спиной сухой треск. Последним, что она увидела, когда обернулась на звук, был ствол летящего в её сторону дерева. Мгновение, и тьма вновь раскрыла для неё свои ледяные объятия.
***
Чужое воспоминание было тоскливым и мрачным. В том, что это не сон или дурное видение, Лу Цайхуа убедилась, когда взглянула на свои руки. Как и тогда, в воспоминании Юйчжоу, они были прозрачными и слабо мерцали по контуру призрачным светом. Пламени двух факелов, установленных слева и справа от массивной двери, не хватало, чтобы осветить полностью всё помещение. Но от одного взгляда на стены, каменные и местами покрытые мхом, становилось понятно, что она, Лу Цайхуа, очутилась в подземелье.
Прислонившись спиной к ледяному металлу двери, на полу сидел мальчик. Белоснежные одежды ребёнка, расшитые по краю хризантемами, свидетельствовали о его принадлежности к клану Лао. На бледном лице застыло выражение смиренной покорности, аура возвышенного одиночества окружала хрупкое тело. Подобно заиндевевшей скульптуре, он недвижно сидел на полу, пока за дверью, наконец, не послышался чей-то взволнованный голос:
— Наставник, вы же обладаете божественной силой. Почему бы вам просто их всех не убить?
Мальчик медленно поднялся с колен. Тонкие, чуть дрожащие пальцы смяли ткань рукава, однако лицо его по-прежнему оставалось непроницаемым, как у бумажной куклы.
— Лофу Чунгао верно сказал, — раздался ещё один голос, более резкий и грубый. — Если вы создадите для них другой мир, вам придётся уравновесить его.
— Наставник, если вы создадите два мира, в один из них вам нужно будет уйти. вы ведь теперь не человек, а божество. Неужели вы правда покинете нас? — третий голос звучал мягко и нерешительно, будто говоривший с каждой новой озвученной мыслью сомневался всё больше, стоит ли ему вообще это делать.
Когда, наконец, заговорил четвёртый мужчина, мальчик в белых одеждах испуганно ахнул, и сразу поспешил прикрыть рот ладонью.
— Мысли великого наставника Тай непостижимы для скудного людского ума. Если он так решил, значит на то есть причины.
Последняя фраза, тихая и непреклонная, подвела итог разговора. Словно неведомый автор обобщил одним предложением всё вышесказанное, и поставил в конце жирную точку. Недолгое молчание нарушил пятый мужчина, о личности которого Лу Цайхуа давно догадалась.
— Лао Чуньцзе, ты единственный, кто способен помочь мне, — устало вздохнул Тай Чэнсянь. — Из всего вами сказанного важно лишь то, что мне нужно создать два взаимоисключающих мира: Мрачный чертог и Небесное царство. Я бы даже сказал, не создать, а отделить от мира людей. Но для этого мне потребуются два артефакта. Чуньцзе, у тебя я попрошу невинную душу, обладающую огромным количеством ци. Насколько я знаю, твой сын идеально подходит под эти два требования.
— Мой сын? Но…
— Ты сам отказался от своей духовной энергии, когда решил обзавестись потомством, — перебил грубый голос. — Лао Ян впитал не только всю твою ци, но и ци твоей женщины. Не отрицай, сейчас он сильнейший из нас.
— Лунху Ли прав, — обратился Лофу Чунгао к Чуньцзе. — Ци этого ребёнка хватит на две жизни. К тому же ты его как монаха воспитываешь. Чем не невинная душа?
Прислонившись спиной к холодной двери, мальчик в белых одеждах медленно сползал по ней до тех пор, пока нижняя половина его исхудавшего тела не оказалась плотно прижатой к каменным плитам. С раскинутыми в стороны руками и ногами он ещё больше напоминал бумажную куклу: несчастную и всеми забытую. В широко распахнутых светлых глазах искрился тревожный огонь, а где-то в глубине бездонных зрачков, там, куда не проникали свет и тепло, разлилась пустота.
— Почту за честь помочь божественному наставнику Тай, — севшим, точно заржавевшим голосом ответил Лао Чуньцзе.
Исполненные почти физической болью слова дались ему с величайшим трудом.
— Это честь и для Ян-Яна.
Послышался шорох одежд, а затем всё снова стихло. С гулким эхом с потолка срывались капли воды. Застоявшийся воздух насквозь пропитался запахом плесени, фигура самого светлого ребёнка на свете отбрасывала удивительно чёрную, неровную тень. Затхлая сырость начала заполнять собой душу мальчика.
— Для второго артефакта нужна самая тёмная душа, какую вы только найдёте. Я позволяю вам использовать любые методы, — Тай Чэнсянь многозначительно подчеркнул предпоследнее слово. — У нас не так много времени. Ещё есть вопросы?
Мальчик заплакал. Лицо его сохранило прежнее равнодушное ко всему выражение, и только влажные дорожки от слёз свидетельствовали о его пронзительной боли.
***
Цайхуа резко открыла глаза. Для того, чтобы прийти в себя полностью, ей потребовалось немало времени. Чувствительность возвращалась к конечностям мучительно медленно, в голове, точно заполненной едким туманом, царил кавардак, взор затмевала полупроницаемая тьма, что постепенно оборачивалась золотистыми искрами. И только когда сознание прояснилось окончательно, Лу Цайхуа обнаружила себя придавленной деревом.
— Вот же…!
Как следует выругавшись, она с горем пополам вылезла из-под ствола старой сосны и побрела по тропинке. Тело оставалось размякшим и слабым, что вызывало у неё вполне обоснованные опасения, да и всё произошедшее, включая падение дерева и чужое воспоминание, мягко говоря, озадачило девушку. Больше всего её, конечно же, волновала сосна. И тому была простая причина: просто так средь бела дня деревья не падают. Очевидно, кто-то захотел навредить ей. Но с какой целью? Если это была попытка убийства, то весьма неудачная. Злоумышленник должен был по крайней мере убедиться в том, что она осталась жива и довести до конца своё грязное дело. С другой стороны, он мог быть слишком занят, чтобы возиться с ней. А может просто боялся оставить следы.
«Кто-то хочет ослабить меня, чтобы я не прошла испытание?» Мысль показалась Лу Цайхуа вполне разумной,
