кто тащил эти камни? И как насмешка – фуражка сверху неизвестно какого ротмистра… Или в этом был какой-то таинственный смысл?
Неожиданно Семен, посторонив рукой окаменевшего Трофима, достал из ящика камень и внимательно осмотрел его под фонарем. Затем отбросил в сторону, достал второй, третий… Потом ухватился за деревянные ручки с боков, подтащил ящик к себе и, напрягшись, опрокинул его – камни с грохотом вывалились под ноги. Путники невольно отпрянули назад – ящик был пуст. Семен с силой отшвырнул его на постамент.
– Ни черта! – с досадой выдавил он из себя.
Павел присел у образовавшегося холмика.
– Камни-то похожи на те, что были у Волчьих скал… – помолчав, сказал он.
Прохор ковырнул камень носком сапога:
– Похоже на то… Видать, остальные там и свалили в кучу.
– Зачем? – уныло спросила Настя.
– Было бы верхом глупости тащить остальные через болото… – с грустью сказал Савелий.
– Во-во! Я и так все думал, как это они с таким грузом по болоту шманались! – согласился Прохор.
– А этот же зачем было тащить? – спросила Даша.
– Вопрос, однако… – Старик задумчиво уставился на Павла. – Что думаешь, историк?
– Не знаю. – Павел поднялся и зачем-то осветил стены пещеры. – Словно посмеяться хотели… Над теми, кто это найдет…
Прохор покачал головой, и луч его фонаря мотнулся из стороны в сторону:
– Больно мудреная шутка вышла… Дорогого стоила…
Неожиданно Трофим с разбега пнул камни:
– Беляки проклятые! Шутники чертовы!
От боли Трофим запрыгал на одной ноге.
Фонарь Прохора вновь помотался из стороны в сторону:
– Не дело это – нервы срывать… Может, еще и стрелять начнете? Только было бы с чего… Чай, не самый тяжелый случай! Сегодня беда – завтра пир хоть куда! Так что – носы вешать нечего… Забирайте трофей, да пойдем отдыхать. Завтра поутру вновь по болоту шлепать…
* * *
Недоумение, обида, разочарование царили в душах ни с чем возвращающихся путников. Недоумение – от открывшегося коварного обмана, необъяснимо для чего устроенного; обида и разочарование – от осознания бессмысленности потраченных душевных и физических сил в погоне за этим обманом…
К выходу пробирались молча, боясь проронить слово, чтобы не обнаружилось то, что творилось внутри.
Выйдя во внешнюю пещеру, с удивлением обнаружили, что уже стемнело – выход нашли по шуму дождя, упоенно заливавшего камни снаружи. По мере того как подходили ближе, шум усиливался. Уже у выхода стало ясно – ливень, вдруг остервенело забарабанивший по скалам, лучше всего переждать… Все остановились в нерешительности, с грустью глядя на мелькающие в лучах фонарей толстые нити дождя.
У Трофима, а затем и у Семена погасли фонари. Без слов Павел и за ним Савелий достали батареи и протянули товарищам. Те так же безмолвно приняли их и, опустившись на камни, неторопливо, при свете направленных на их руки фонарей, стали прилаживать батареи к «налобникам». Общая неприятность, которой так неожиданно завершилось странное путешествие, опустошение, испытываемое теперь всеми одинаково тяжело, – все это странным образом сблизило разных, лишь волею случая собранных вместе людей…
Один за другим путники расселись у края пещеры, печально освещая проносившиеся рядом потоки воды. Словно кипящее адское варево, бурлили они тысячами вздымающихся вверх фонтанчиками, бегающими и лопающимися пузырями… Но внутри было сухо – пещера находилась несколько выше уровня внешней площадки.
Трофим и Прохор закурили. Настя, прислонясь к плечу деда, томно смотрела на затягивающегося дымом Трошку.
Сидевшая рядом с Павлом Даша навела фонарь на фуражку ротмистра, которую тот уныло рассматривал:
– Странно все-таки, зачем он оставил чужую фуражку?
– Ты про Дункеля? – сквозь табачный дым спросил Трофим.
– Неспроста… – негромко выдохнул Павел. – Словно, хотел сказать что-то…
– Скорее посмеяться над дураками! – подал голос Савелий.
– Для чего?
– Чтобы больнее было – мол, вот вам золото – выкусите!
Павел поднял фонарь на Савелия:
– Но это ведь адресовалось не нам, а кому-то из того времени… – Он помолчал и отвел свет от поморщившегося москвича. – И потом… где же тогда золото?
Трофим, насторожившись, сорвал цигарку с губ:
– А и правда – золото-то где?
Друзья в недоумении посмотрели друг на друга.
– Забавно складывается, – тихо произнес Прохор. – Вроде сам указал, где искать, да только не золотишко, а булыжники… Значит, золото все-таки где-то по дороге припрятал…
Трофим нервно отбросил окурок:
– У Волчьих камней зарыл – точно! Под камнями теми! Говорил же – рыть надо!
– А сюда, зачем же указал? – спросила Настя.
– Чтобы не нашли, – хмыкнул из темноты Семен.
Слова, произнесенные затем Дашей, привели всех в возбуждение:
– А ведь он о камнях в стихах упомянул…
– Верно, Дарюха, писал… – Прохор взглянул на Савелия. – Бумага при тебе еще? Как там, про камни-то?
Савелий мотнул головой и, долго шаря рукой по внутреннему карману куртки, достал файл; дрожа фонарем, забормотал:
– «И, видит бог – тем легче мне страданья…» Нет, не здесь… «Я от тебя отвесть хочу беду, Укажет место перст куда небесный»… Не то… Вот! – И уже громко прочел:
У волчьих троп, где, воя и урча,
Камней моих грызть станут подаянья, —
Им не найти следов твоих скитанья!
Савелий смолк, но в ушах путников все еще слышалось: «Камней моих грызть станут подаянья, – им не найти следов твоих скитанья!»
– Боже мой! – прошептала Даша. – Он же все объяснил!
– Он уводил преследователей от женщин… – ошарашенно выдавил Павел. – От моей прабабки, Марии Михайловны, от ее сестры… Мнимым золотом заманивал… подальше от беглецов… Как это я сразу не понял!
– Так ведь он про «волчьи тропы» говорил… про «Волчьи камни», значит… Там золото… – неуверенно возразил Трофим.
– Какой ты бестолковый! – вдруг вспыхнула Настя. – Он там не золото оставил, а «камни»! Не понял, что ли?
Трофим обиженно засопел:
– А золото где же?
В наступившей тишине слова Семена прозвучали, как откровение с небес:
– На Гнилухе…
Медленно, словно оглушенные, путники повернули лица в сторону притихшего Семена.
– А ведь вы правы… – прошептал Павел. – Если на Гнилухе он распрощался с женщинами и офицером… может быть, даже ротмистром… то…
– То что? – быстро спросила Даша. Павел обернулся.
– То золото уже было спрятано… Не мог же он накидать камней в ящики в присутствии проводника!
При упоминании «проводника» Павел посмотрел в сторону побледневшего Семена.
– Это, в конце концов, неважно… – Голос Павла понизился. – На Гнилухе золото!
Перед тем как заснуть Павел долго тер пальцами свинцовую пломбу со все еще торчавшими усиками перерезанной проволоки; пальцы нащупывали выпуклости двуглавого герба, и мысли как-то сами собой завертелись вокруг вопроса, на который он не находил ответа: как пломбы оказались на ящике? Не мог же Дункель навесить их сам после
