и Гранов переглянулись.
– Однако разбираешься, что ли, в погонах? – улыбнулся своей обвораживающей улыбкой милиционер. – Штабс-капитанских и не должно быть…
И, словно отвечая на застывший в глазах глуховцев вопрос, уже серьезно добавил:
– Здесь не должно быть ни штабс-капитанских, ни майоров… Только ротмистровские…
– Это отчего же так? – пробурчал Савелий.
– Скрывают что-то… – будто самому себе, негромко сказал Семен в наступившей тишине.
Реакция хмурого капитана была неожиданной: он грозно скрипнул могучей челюстью и, сверкнув глазами, рявкнул в сторону Павла:
– Хватит! Клади назад!
Павел поспешно сбросил погоны на конверт, протянул было к коробке пачку бумаг, но… Неожиданно его взгляд упал на надпись верхнего прямоугольника. Он поднес его к глазам, прочел еще раз и вдруг один за другим стал разворачивать бумаги:
– Это же личные документы! Ротмистра Орданского, Шиповой Дарьи Михайловны, Шиповой Марии Михайловны, прапорщика… – Павел вдруг, изменившись в лице, смолк. Он медленно поднял глаза на Дашу. – Прапорщика Клачкова…
– Твоего прадеда? – прошептала Даша.
Гранов, вытянув вперед квадратную скулу, вопросительно уставился на Павла. Тот упавшим голосом выдавил:
– Наша… фамилия Клычков… Может, специально изменил букву? И здесь нет документов Дункеля…
Суровый капитан молча взглянул на товарища, на Захара и, не спеша подобрав полы плаща, опустился на камень.
– Вот что, ребята, – помолчав, сказал он. – Пока вы бродили по тайге… В общем, не было среди них Дункеля. Штабс-капитан Дункель Юрий Карлович – это один из гнуснейших сотрудников колчаковской контрразведки. Когда отряд Орданского оказался в кольце красных, ему было поручено организовать вывод женщин на восток, в Омск – соответствующее распоряжение в оказании помощи было дано колчаковскому командарму Попеляеву. Но, видимо, посвященный в их тайну Дункель сделал хитро – чтобы спастись и позже самому распорядиться императорским добром, Дункель имитирует свой побег в тайгу с отрядом, сопровождающим драгоценности. Для этого он под собственным именем отправляет Орданского не на восток, как предписывалось, а на север, снабдив его, для отвода внимания от женщин, ящиками. Даже свое оружие именное отдал и погоны. В сопровождение же отрядил верного ему человека, некоего Мохова, собиравшегося бежать в родную деревню. – Он искоса посмотрел на Семена. – Как я понимаю – вашего прадеда…
Семен отвел взгляд в сторону…
– Ты здесь ни при чем, Сеня… – Савелий коснулся плеча друга, но тот нервно одернулся.
– Вы здесь действительно ни при чем, – заметил Гранов. – Что же касается настоящего Дункеля – тот исчез. Лишь после гибели отряда Круглова, посланного в Глуховку, выяснилось, что под видом замученного им подпольщика Павла Калюжного, Дункель пробрался в органы Губчека и, по сути, сам организовал преследование отряда Орданского. Этому во многом способствовал миф о колчаковском золоте, который связывали все с теми же таинственными ящиками «штабс-капитана»… В конечном счете где-то здесь, в тайге, он был разоблачен и убит. Погибли также Орданский и посланный за ним Круглов. Так-то вот… Кстати, после разбирательств этого дела, был расстрелян и человек, рекомендовавший Дункеля в Чека – революционер со стажем Генрих Иванович Брюс…
Капитан замолчал и, пошарив рукой под плащом, достал пачку сигарет. Все молча смотрели, как он вынул из нее сигарету, задумчиво помял пальцами, сунул в рот, достал коробок со спичками… Но неожиданно снял сигарету с губ:
– Неясным оставалось одно – судьба женщин; женщин и того, что им было передано. – Он взглянул на Павла. – Получается, они как-то спаслись…
– Их спасла любовь… – тихо произнес Павел. Он бережно сложил бумаги в протянутую ему коробку, отвернулся и нетвердой походкой побрел к концу мыса: там, изгибаясь, шумела таежная речушка Гнилуха…
Его нагнала Даша. Она поднырнула под руку мужа и, обняв за талию, крепко прижалась…
Трофим поискал глазами Настю, осторожно встал рядом, коснулся опущенной руки, и она, не глядя, обвила пальцами его широкую ладонь. Прохор, скосив глаз, погладил бороду:
– Вот ведь как бывает…
Суровый капитан поднял голову:
– Что это он про любовь-то?
– А то, что она завсегда так, любовь…
Пошаркав сапогом, Васильич негромко произнес:
– Здесь такое дело, Прохор Николаевич… Череп-то – дядьки вашего; анализ показал… Схоронить бы надо, по-человечески…
