жизни, по своим делам.
Мать, проходя мимо двери комнаты сына, открыла ее пошире и, любуясь спокойным во сне его лицом, пошла себе дальше, успокоившись налаженным порядком.
Она не выносила закрытых дверей в её доме.
Неожиданно упал с полки небрежно поставленный том Даля. Он ухнулся на диван — прямо в ноги Александру Павловичу. И это было похоже на чей-то благодарный жест.
Александр пошевелил ногами — и томик был сброшен небрежно на пол. Александр лег поудобнее и, понятно, ничуть не укорился сброшенной на пол книгой. Он спал свободно и широко. И действительно — был свободен, той своей «увывной» жизнью.
Мать, проходя мимо, увидела книгу на полу, подняла, и хотела поставить на место, но там оскорбил ее взгляд пузырь с виски. Она быстро схватила, поставила Даля на его место и бесшумно вышла, унося пузырь с собой.
Покой и тишина, наконец, вошли в дом, чтобы переночевать в нем.
А утром — опять покинут его с первым звуком оживающего быта.
Провансальная тетрадь,
25 сентября 2021
Следующий
В этот мир нас больше не пригласят — был уверен врач Касаткин, глядя на унылую очередь перед его кабинетом.
— Не пригласят, — вздохнул он и понял, что с этим знанием нужно что-то делать.
Он открыл дверь кабинета и, стараясь улыбнуться, пригласил первого пациента. Это был молодой еще человек с белесыми тощими усиками.
Касаткин взглядом приблизил лицо посетителя к себе и вдруг, неожиданно, спросил:
— Что вам мешает в жизни?
Молодой человек не отвечал. Взгляд его был устремлен на милую медсестру, глазастую и длинноногую. Она вышагивала от шкафчика к своему столу и, казалось, каблуки ее сломаются под величием ее же груди.
Касаткин постучал ручкой по столу, привлекая внимание пациента к себе. Тот с трудом переключил в себе какие-то рычажки и уставился на доктора.
— Что жить-то мешает, что раздражает? — повторил он свой вопрос.
Пациент, слегка опешивший от услышанного, пожал неуверенно плечами.
А взгляд его тянулся всё в сторону сестрички.
Касаткин сдался и спросил банально:
— На что жалуетесь?
И паренек стал жаловаться каким-то неожиданным фонтаном скрипучих каких-то слов.
Касаткин слушал и молча думал, как правильно он хотел помочь этому парнишке, и понимал, что вопрос его никак не состыкуется с понятиями этого молодого человека.
Наконец, тот отчитался, зачем пришел.
— Кашляю, — тихо признался он.
Касаткин приказал ему раздеться до пояса, прослушал его очень внимательно. Хрипов никаких не было, и Касаткин предположил: «Аллергия». Температура тоже оказалась нормальной. Но паренек, прямо в кабинете, громко раскашлялся.
Касаткин, глядя на покрасневшее лицо паренька, сразу понял, увидел все его проблемы.
— Нас в этот мир больше не пригласят, — зачем-то сказал он вслух.
Парень перестал кашлять и переспросил:
— Куда не пригласят?
— В эту жизнь, молодой человек.
Касаткин имел настоящее медицинское образование, которое подразумевало безбожие. И поэтому эта, непривычная для его атеизма мысль о приглашении — поразила его. Будто окликнул кто-то громко и заставил его этого нелепого кашляющего пацана пожалеть сильно и разобраться с его болячкой.
— Вас что-нибудь раздражает сильно? На улице или дома?
Парень опять закашлялся, но косил всё глазом на пышную челку медсестры. А для доктора он только пожал плечами в ответ.
Касаткин стал заниматься компьютером, потом рецептом.
— Меня раздражает шерстяной магазин.
— Это как? — опешил Касаткин.
— Там, где шерсть продают, и шмотки из неё.
Касаткин внимательно и долго оценивал ответ и поставил диагноз:
— У вас аллергия на шерсть. Не ходите в этот магазин.
— Не могу, там работает Варя, — тихо пояснил пациент ласковым шепотом.
И имя «Варя» он произнес таким нежным шепотком.
И тут Касаткин, с ужасом для себя, вдруг разом увидел будущую жизнь этого мальца, в которой он всегда будет кашлять, потому что «Варя там работает».
Он женится на этой Варе, и она будет приносить из магазинных распродаж дешевые шерстяные вещи, и он будет кашлять, кашлять и не посмеет понять от чего. Он и сейчас сидел одетый в колючий серый вязаный джемпер.
— Мне бы таблеточки какие-нибудь, — сказал паренек.
Касаткин хотел было рассказать ему обо всем, что он понял, но сдержал себя — понял, как бесполезно руководить чужой жизнью. Даже если ты всё понимаешь о ней и знаешь способы избежать её пожизненного коварства.
Но он промолчал, выписал рецепт, который не мог спасти паренька, протянул ему и, на всякий случай, спросил:
— Кошки, собаки в доме есть?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Мама говорит, что от них — одна грязь.
Стрельнув еще раз взглядом на сестричку, которая встала и пошла к стеклянному шкафчику, паренек взял рецепт, поблагодарил и вышел.
— Жалко его, — вдруг сказала сестричка.
— А знаешь, почему? Потому что в эту жизнь нас больше не пригласят, — но голос Касаткина прозвучал не так уверенно.
Ему хотелось догнать парнишку и подробно рассказать о причинах его кашля. Он, Касаткин, ясно увидел, как вырос этот человек у строгой мамы, а потом нашел Вареньку в шерстяном магазине, где его свыше предупредили аллергическим кашлем: «Беги, беги отсюда». Что Варенька — это вовсе не обязательно, ведь увидел он в кабинете медсестричку. И глазел на неё. Значит, может видеть что-то еще, кроме привычных вещей и людей.
— А еще, — продолжала размышлять сестричка, — свитер на нем, очень уж колючий.
— Вот именно, — Касаткин вырвался в коридор, чтобы догнать пацана, но его уже не было.
Зато из очереди к нему рванула толстуха Тимчина, которая домогалась от него помощи.
— Дмитрий Сергеевич, можно?
Касаткин остановил её натиск рукой и скрылся в кабинете. Он выпил залпом стакан воды, принял таблетку антиаллергена, сел за свой стол, и стал ждать, пока в нем все успокоится, перемудрится и встанет на свои места.
Обычный прием, и никаких философских выпадов…
И не надо спрашивать, задавать ненужные вопросы, сбивать с толку бессмысленной фразой, что в эту жизнь нас больше не пригласят.
И Касаткин признался себе — что ему каждый раз хотелось услышать от ви-за-ви опровержение. «Позовут, пригласят, похвалят чуть и простят». Касаткин сам гнал от себя такие мысли. Стыдился их. Образование и очередь в коридоре не позволяли.
— Зовите следующего, — сказал он сестре и чуть содрогнулся, зная уже, кто будет этот следующий. И он знал, что уже не позволит себе слабости расспросов пациента.
Провансальная тетрадь,
27 сентября 2021
Езда по правилам
Костиков вел себя так в этой жизни, будто ему был выдан, неизвестно кем, документ на право иметь недостижимые для других льготы.
Он и сам
