предпочитал не задумываться такому скользящему своему жизнепровождению. Его будто несли паруса по простору широкого озера. Вроде как по льду скользил, как зимой. Но его всегда окружало тепло обожавших его людей.
Сколько он помнил себя, его все любили. Мама с папой, потом мама без папы, бабушка, дедушка. Всех он радовал, потому что всем было приятно на него смотреть.
Костиков был очень красив. Всегда. И в детстве, и юности, и зрелости.
И сейчас, в свои тридцать с небольшим, он вызывал у барышень вдохновенную влюбленность.
Красоту выдали ему небеса, сам же Костиков пользовался ею, как мог. Она его постоянно выручала, делала комфортным для него даже самые рутинные обстоятельства. И сессии в университете он сдавал легко, и службу нашел, хоть и неадекватную своему диплому. Как только он появился на собеседовании, генеральша-боссиня не устояла перед красотой его лица. Почему-то красота эта вызывала у людей тревогу, боязнь, что она исчезнет, и его бодро приглашали на все бенефисы, свадьбы и фуршеты.
Сам же Костиков, уже уставший слегка от своего успеха, стал уставать на разноликих этих посиделках, и все в них было ему скучным и ненужным. Но отказаться от них ему не позволяли.
Вот и сегодня Костиков ехал на очередную встречу, совсем ему ненужных людей. Вез цветы для кого-то и дорогущую бутылку вина.
И вдруг из-за угла прямо под колеса выпрыгнула девчушка — шустро так, Костиков едва успел затормозить. Девчушка была права. Она стояла на переходе и ждала свой зеленый.
Она гордо вздернула носик, будто не замечая Костикова, на его «Порше», и пошла дальше по зебре на другую сторону улицы.
Костиков так резко затормозил, что с заднего сиденья грохнулась бутылка вина и, конечно же, разбилась. В салоне резко запахло дорогим вином. Но Костиков не заметил этого — он не отрывал глаз от девчушки, которая, легко и важно, шла себе своим путем.
Переключился светофор, и Костикову загудели сзади нервные водители. Он проехал вперед, стараясь не упустить из вида незнакомку. Как назло — была сплошная разделительная линия, развернуться было нельзя. Костиков припустил резко вперед, чтобы, там подальше, развернуться и выехать навстречу девчушке.
Ее красный сарафанчик ярко выделялся среди прохожих.
«Только бы она никуда не свернула», — горячился Костиков.
Его желание повидаться с этой, в сарафанчике, было неожиданно сильным.
Вот, наконец, мост, Костиков развернулся и поехал обратно очень медленно, боясь пропустить свою возможную знакомицу.
Но девчушки нигде не было. Он смотрел на прохожих с сильной неприязнью, будто они были главной помехой в его первой неудаче в жизни.
Костиков остановился и стал ждать, искать возможности увидеть девушку в красном.
Она всё не шла. Он только сейчас почувствовал сильный запах алкоголя. Он поднял верх в машине и, надев перчатки, собрал в пакет осколки. Благо они были крупными, и Костиков, заметив рядом урну, вышел из машины выбросить пакет.
«Придется заехать на мойку», — подумалось с неприязнью Костикову. — «Помыть машину, чтобы…».
Костиков не успел додумать свою мысль, как через огромное и чистое стекло кофейни он увидел свою цель в красном сарафанчике.
Она сидела к нему лицом, и оно оказалось так близко, что были видны почти детские конопушки на её носике.
И Костиков даже не понял, что его так нелепо подвигнуло развернуться и искать ее. Уж совсем не красавица, с пластмассовой огромной заколкой-крабом в волосах. Сарафанчик — так себе, купленный в супермаркете. И босые ноги её — в шлепках на дешевых завязках. Она ела мороженое.
Костиков забросил пакет в урну, сильно звякнули осколки, и хотел уже вернуться в машину, как к девчушке подсел паренек. Тощий и в очках. И она сиятельно ему улыбнулась. А он приобнял ее и поцеловал в щеку.
Костиков содрогнулся от чудаковатой и сильной ревности в себе. Это было какое-то новое, незнакомое ему состояние. Оказывается, за эти несколько минут, что он искал девчушку среди прохожих, она стала ему нужнее всех в этом мире чужих пошловатостей.
Костиков смотрел на эту веселую, и скорее всего, счастливую парочку и едва сдерживал себя, чтобы не шагнуть вот так, прямо к ним — через окно, и устроить скандал.
Костиков впервые переживал нечто подобное, смешение гнева и досады.
Но тут сильно загудела машина. Костикова обнаружил в этой нелепой позе его легковесный приятель Франтишек.
— Эй! Ты что застыл?
Костиков будто очнулся от неких чуждых чар. Франтишек подошел к нему.
— Ты к Завадским?
Костиков кивнул и заученно подошел к своему «Порше», запрыгнул в него, открыл дверцу приятелю. И почему-то, прежде чем уехать, глянул еще раз на окно кофейни.
Девчушка всё еще ела свое мороженое и не спускала глаз со своего очкарика. И было очень похоже, что её ничего не интересовало, кроме слов, которые она слушала.
Глядя на эту идиллию, Костиков пережил острый момент зависти. Нельзя было сказать, что он не видел такого восхищения в глазах женщин по отношению к себе. Но пацан этот был худ и прыщав. Да и очки не сильно украшали его узкое лицо. И поди ж ты. Эта симпатичная пигалица так на него смотрела.
Костиков не стал больше смотреть в окно, резко стартовал и услышал голос приятеля:
— Ты чего застыл?
А Костиков ехал и старался осмыслить то, что случилось с ним, и от чего он, действительно, застыл. Тот короткий миг, что он глядел на эту чужую девчушку, предъявил ему разом, в ошалевшем каком-то варианте — и любовь, и зависть, и потерю чего-то главного в его жизни, и не состоявшегося.
Костикова так удивило новое его состояние, что он, боясь его потерять, затормозил и решил развернуться, чтобы вбежать в эту кофейню и забрать эту девчушку в красном сарафанчике себе. Навсегда.
Но разворот был невозможен. По проспекту тянулась вдаль сплошная двойная линия.
Разворот был запрещен.
Да, и впереди была автомойка. Надо было помыть машину.
Костиков немного успокоился и подумал, что надо бы обновить разбитую бутылку вина. И это тоже можно было сделать по этой же дороге.
Провансальная тетрадь,
27 сентября 2021
Человек из Оркестра
Наконец, грянуло лето. Город, реанимированный туристами, оживал. И о зимних приключениях его напоминали только зеленые строительные сетки, которыми были подвязаны балконы и эркеры домов. И казалось, что у всех домов — тяжкий флюс, но это берегли прохожих от строительного мусора или кирпича, в ожидании капитального ремонта.
Янина шла себе не спеша, разглядывая прохожих, и думала о хорошем. Что зима, наконец, сбежала, и
