не врет? Куда прапорщик мог увести женщин? Главное – зачем? Пятеро мужиков было с ними – в тайгу бежали, а тут на одного положились… Или кончили их? Вместе с лошадьми, что ли? Ерунда какая-то…» Он посмотрел в глаза пленника:
– Все-таки куда могли деться? Сам-то что думаешь?
Мохов пожал плечами:
– Верно, назад бежали, по тайге, окольно Глуховки… Дорогу уже знали… Да и правильно сделали: сынки бы чаловские все равно до их подолов добрались!
«И то верно, – подумал Круглов. – Хотя рискованно, матросы-папиросы, одним по тайге… Да и куда?»
– Что дальше было? – нарушил наступившую было тишину Прокопенко.
– А что может быть! Кинули ящики на лошадей; капитан верхом, мы с солдатиками – ножками, так и добрались…
Круглов многозначительно покосился на Калюжного:
– Значит, схоронил все-таки добро, раз оба на лошадях были, – напомнил он недавнюю встречу со штабс-капитаном.
– Схоронить-то схоронил, только один Дункель на лошади был, – поправил ничего не понявший пленник.
– Понятно… – рассеянно кивнул комэск. – А здесь, на заимке, что было? Куда он делся, Дункель?
Прежде чем ответить, Мохов вновь скосил глаз на угол с Калюжным.
– Отдохнуть решили денек, перед тем как на дальнюю идти, – сказал он и, вдруг понизив голос, торопливо заговорил: – Только Дункель весь день мрачный был, как туча – не знал, куда себя деть, аки зверь метался… А ночью, дурень, на гору взобрался. Часа через три вертается – давай, говорит, пить будем горькую… Ну и пили. А как захмелели – он мне все про какой-то пояс с мечом талдычил; мол, знамение это, идти ему надо, а я, мол, здесь его ждать должен. Я все смеялся, а утром – глядь: его и солдат и вправду нет. Куда ушли – бог знает! Ну, думаю, пропал я – Чалый кишки вывернет! Главное, и предупредить не могу – вдруг этот дурак вернется, так я хоть не ящики, так самого его к Чалому притащу – Чалый быстро ему язык развяжет! – Мохов помолчал и грустно добавил: – Как здесь не пить? Хорошо, самогонка была…
– Пояс, гора – чего городишь? Ни черта не понять… Чушь одна… Куда же он ушел? Что можно с горы разглядеть ночью?
– Говорю, как есть… – Мохов сник и краем глаза взглянул на угол. Круглов кивнул в сторону амбара, где под присмотром бойца трезвел второй пленник:
– А эти, значит, от Чалого?
– Говорю же – Чалый через три дня прислал… Трое было. Вчера одного отослали назад – к Чалому, рассказать. Думаю, теперь сам прискачет. Точно башку оторвет… А тут вы еще с этим… – Он зачем-то кивнул на Калюжного.
За окном уже рассвело. Не проронивший ни слова Калюжный встал, заставив вздрогнуть сразу съежившегося в комок пленника, прошел к окну и задул свечу.
– Если ждем Чалого – проверю людей, командир, – сказал он, направляясь к выходу.
– Иди, – глядя ему вслед, сказал Круглов. – Чалый про нас не знает – с северного склона придет. И… того – узнай про Пыреева!
– Ладно.
Калюжный вышел.
– Связал бы ты нас, Гриша, – с мольбой в голосе обратился вдруг Мохов, как только в сенях захлопнулась дверь.
Брови комэска поднялись:
– Зачем это, матросы-папиросы?
– Чалый придет – скажешь, Дункель это нас… А с Чалым бы ты договорился: вижу, одного поля ягода с ним… Я же все рассказал, как на духу…
Неожиданно Мохов наклонился и зашептал:
– Еще лучше – вместе уйдем! Я хоть и пьяный был, но смекнул, однако, о какой тропке он меня расспрашивал… Видать, с горы место присмотрел, не знаю только как… Я бы и с ним ушел, да Чалого побоялся… А с тобой не боюсь…
– Ты что! – взревел Круглов. – Ополоумел? За кого принимаешь, гадина! – Он с размаха пнул табурет, так что обалдевший пленник откатился на метр. – Я сам тебя, шкуру, пристрелю вместе с твоим Чалым!
В руке комэска блеснул револьвер и неизвестно, как бы он распорядился им, если бы неожиданно в окне не мелькнула тень, которую, из-за ослепившей в то же мгновение яркой вспышки, никто разглядеть не успел: раздался выстрел, в комнату со звоном влетели осколки оконного стекла и вслед за треском раскалывающего человеческого черепа, взметнулась вверх красно-белая масса того, что было мозгами Мохова. Качнувшись, обезображенное тело проводника рухнуло на пол…
Стоявший справа от него боец, обляпанный кровавыми ошметками, выронил карабин, ухватился за раненый бок и, беззвучно корчась от боли, сполз по стенке. Круглов, также в крови, бросившись к окну, заорал комвзводу, кинувшемуся было к бойцу:
– Беги вокруг амбара – я отсюда! – Ударом локтя он выбил стекло и, не задумываясь над тем, что может попасть под выстрел затаившегося под окном стрелка, с грохотом вывалился наружу; бешено огляделся, понял по шуму, что Прокопенко уже на крыльце, метнулся к левому углу избы…
В это время справа послышался топот мчащихся по склону лошадей; затем щелкнул выстрел, трещоткой прозвучало еще несколько и, падая, кто-то громко простонал; следом и уже рядом, с крыльца, загрохотал револьвер комвзвода.
Круглов стремглав бросился к противоположному углу и выглянул: к заимке, со стороны леса, покрывавшего северную часть склона, неслись с разбойничьим свистом шестеро всадников, размахивая и целясь на скаку карабинами; по ним, укрывшись крыльцом, отчаянно палил Прокопенко. Последний выстрел попал в цель – мчавшийся впереди всадник взмахнул карабином и кубарем слетел с седла. Отвалившись к крыльцу, Прокопенко стал лихорадочно перезаряжать барабан. Круглов вытянул из-за угла руку и нажал на курок – еще один всадник слетел с лошади…
Неожиданно, выскочив из-за спины Круглова и низко пригибаясь, пробежал мимо неизвестно откуда взявшийся Калюжный. Припав к крыльцу рядом с Прокопенко, он выстрелил; за ним справа по склону почти разом громыхнула распластавшаяся цепь из семи чекистов, перебежками добравшихся до заимки со стороны южного склона. Третий всадник кулем повалился на камни. Остальные суматошно остановились, поворотили коней и, пригнувшись к гривам, помчались стремглав назад, в лес. За ними, обезумев от стрельбы и скачки, устремились оставшиеся без седоков лошади…
Все стихло. Перестрелка произошла настолько стремительно и внезапно, что некоторое время никто не мог сообразить, что же на самом деле случилось. Все смотрели на укрывшую бандитов опушку и ждали. Круглов оглядел лежавших на камнях чекистов.
– Лошади где? – сердито прокричал он.
– В лесу. – Калюжный махнул в сторону примолкшей цепи, за которой ниже по склону темнела бескрайняя тайга.
– Матросы-папиросы! Дойти не успеем… Хотя, если это Чалый, то из одиннадцати их шестеро осталось …
– Думаешь, сунется? – спросил из укрытия Прокопенко.
Круглов не ответил. Взглянув на валявшиеся невдалеке трупы, он, словно вспомнив, вскрикнул:
– Пыреев где?
