растить ребенка самому.
— Конечно, нелегко. А когда работаю ночью, одного оставляю. Но что поделаешь? У меня есть гельнедже. Только ребенок никак не привыкает к их дому.
Акнур застенчиво и тихо сказала:
— Если понадобится, приводите сына ко мнею Я охотно с ним побуду. А то ночью одной даже боязно бывает. С Ходжакули-джаном мне не будет страшно.
Ребенку разговоры взрослых были непонятны и скучны. Он начал засыпать. Акнур постелила малышу постель, сняла с него одежду и уложила.
— Мы, пожалуй, пойдем, — поднялся Махтум, — если Ходжакули-джан разоспится, домой не доберемся.
— Да что вы домой? — запротестовала хозяйка, — плов уже почти готов. А Ходжакули может сегодня и у меня остаться.
Гости с нею согласились и разошлись только за полночь.
Но Акнур еще долго не могла уснуть. Мысленно представляла смуглое, симпатичное лицо Махтума, его темные глаза, густые черные волосы.
Утром они с Ходжакули умылись, позавтракали. Показалось, что к калитке кто-то подошел и тихо толкнул ее. «Ай, если кому надо, постучится», — решила Акнур. Одела мальчика, сама оделась. На улице их поджидал Махтум. Они поздоровались.
— Я очень беспокоился, как вы там? — Немного постояли, поговорили, потом разошлись. Махтум — на работу, а Акнур с мальчиком в садик.
Однажды вечером Набат снова пришла к Акнур с малышом:
— Вот привела твоего сына, отца вызвали в района. Вы с Ходжакули, кажется, сдружились. Надо бы тебе и с отцом его найти общий язык.
Но Акнур от этих слов лишь молча краснела. Тогда пожилая женщина заговорила резче и прямее:
— И долго ты собираешься вот так одиноко жить в своем доме, как кукушка в темном лесу? Взялась бы за устройство личной жизни.
— Вах, Набат-эдже, я и сама недовольна своей жизнью, но что поделаешь, знать такова воля аллаха.
— Твоего Моллы нет в наших местах. Власти его ищут. Если поймают, сразу же упрячут. Не связывай ты свою дальнейшую судьбу с преступником. Приходи завтра ко мне. Я напишу от твоего имени заявление. Оформи развод и избавься от этого бандита. В нашем селе немало славных парней. Выбери кого-то из них и живи, как человеку подобает.
— Пока он жив, я не могу этого сделать.
Набат даже обозлилась:
— Где он жив, я тебя спрашиваю? Почти три года ожидаешь!
— Таков закон шариата. Я должна ждать семь лет.
— Не жалко бы ждать, если бы это был хороший муж. Но он же мерзавец, враг, — понимаешь?
— Не ругайте его, Набат-эдже, он все-таки мой муж, я с ним связана браком.
Сколько ни атаковала Набат, не помогло. Трудно было сразу вырвать Акнур из плена религиозных предрассудков.
ЧЕЙ ТРУП?
Хайдар сдержал свое слово. Продал крохотный кусочек земли с домиком и первым делом купил двух ослов. Стал готовиться к переезду. Он забирал с собой и семью Аннагуль. Женщины торопливо увязывали самую необходимую утварь, одежду, постель.
Хайдар-ага пошел рассчитаться с лавочником Исмаилом. Увидел, как из лавки вышли трое мужчин и направились к легковой машине.
Один из них, видимо, был европеец: более светлый и одет не по-здешнему. При виде другого у Хайдара-ага похолодело в груди — косе Молла!.. Третьего Хайдар не разглядел в лицо. Он был как и косе Молла худощав, высок. И одежда на нем такая же. «Может, это брат богатого Моллы, а может, сын брата…» — подумал Хайдар.
Косе Молла, видимо, тоже узнал Хайдара, острый взгляд его голубых глаз, казалось, пронизывал насквозь. Хайдар не выдержал этого взгляда и заторопился в лавку. Поздоровался с Исмаилом, собиравшим опустевшую посуду.
Исмаил, не отвечая на приветствие, следил через раскрытую дверь за удаляющейся черной машиной.
— Хайдар-ага, ты узнал Моллу?
— Узнал, Исмаил, но товарищей его не знаю.
— Того, что в туркменской одежде, я тоже не припоминаю. Но он сильно похож на Моллу. И передние зубы у него выпирают так же, и глаза голубые, пронизывающие. А вот второго товарища Моллы хорошо знаю, — сказал Исмаил, — это немец, торгующий коврами. Он говорил со мной на фарси. Все трое, видно, сильно проголодались. Кушали молча. Немец пил вино. Молла и тот другой человек только ели. Очень быстро ушли. Наверное, у них дело спешное.
Потом лавочник отсчитал Хайдару деньги.
— Спасибо, ага, желаю тебе благополучно доехать до родного села.
Хайдара сильно встревожила встреча с Моллой. «Это недобрый человек. Что он сделал с Оразом и Непесом? Сказать, что продал в рабство, так сейчас вроде нет ни тех, кто продает рабов, ни тех, кто покупает их. Может, этот Молла шпион русских и выдал Ораза с братом? Так тогда бы и у него пропало много добра… Наверное, они с товаром миновали границу, а потом Молла, аллах его знает, что сделал со своими носильщиками… Теперь вот липнет к Аннагуль, хочет даже взять ее в жены. Если бы Ораз был жив, он бы не стал этого делать. Молла богатый человек. И зачем ему женщина с двумя детьми? Ктому же у Аннагуль есть еще два деверя. А может, он и на них собирается навьючить свой контрабандный товар. А когда, сыновья Аннагуль подрастут, он и их со Своим недобрым грузом пошлет на ту сторону. Он хотел бы сделать своей женой молодую и красивую женщину. Но когда она ему надоест, и ее заставит таскать контрабанду. Молла плохой человек, страшный! Лучше бы не встречаться с таким.
Может, удастся переправить на родину и спасти сирот от такого скверного и опасного человека, как Молла.
Боюсь, что и он на своей легковой машине направляется в ту же сторону. Видимо, интересуется русской границей. Но интересы его зловещие. Не встретится ли мне этот негодяй в дороге? У меня с собой ничего нет, а он, наверняка, с оружием. Благополучно бы добраться до родных мест».
Вещи уже сложены. А женщины хлопочут у тамдыра, пекут на дорогу лаваш. На жарком огне стоит широкий, как перевернутая чашка, казан. Патма и Аннагуль лепят на тыльную сторону его тонко раскатанное, как газетная бумага, тесто. Оно быстро поспевает. Готовый лаваш складывают в стопку.
Дети вьются вокруг женщин, как бабочки вокруг света. Иногда матери угощают их лавашом. Курбан и Чары сидят поодаль. Оба грустные. Возможно от того, что завтра уедут отсюда в незнакомые места.
Солнце только оторвалось от земли, когда караван Хайдар-ага с детьми и пожитками тронулся в путь. Дорога то петляет, то снова выравнивается меж посевов и кустарников. Иногда на пути встретится небольшое селение, а другой раз мельница, возле которой зеленеет одинокая чинара или карагач.
Вот склонившиеся люди
