Лаошань, и, будь она, как Шанъяо, такой же прилежной и целеустремлённой в учении, сейчас бы оба были равны в силах и знаниях.
Не то от мыслей о друге, не то от снизошедшего на неё озарения сердце забилось так часто, что у неё перехватило дыхание. С твёрдым намерением действовать Цайхуа вскочила с кровати и, позабыв данное подруге обещание, выбежала из бамбуковой хижины.
Хотя в воздухе пахло дождём, лучи полуденного солнца, горячего, как пылкая молодая душа, непреклонно согревали Тайшань. Издалека, отголосками времени, что утекло безвозвратно, доносились громовые раскаты. Ветер перемен гнал прочь тяжёлые тучи, птицы тревожно кружили над рощей, ощущая борьбу двух разных стихий. Каждый цветок дрожал в предвкушении бури, но, в конце концов, ливень обошёл стороной.
Не взирая на голод и остаточную боль в грудной клетке, Лу Цайхуа погрузилась в процесс отработки ранее изученных техник. Новое знание, говорил её старый наставник, само по себе является ценным, однако, как и любой неогранённый алмаз, нуждается в тщательной шлифовке. Отполируешь его, вложив в это дело все силы, и он станет в руках настоящим оружием. А иначе его невозможно будет использовать.
Цайхуа никогда не любила повторять старые техники. Ей хотелось скорее узнать что-то новое, опробовать очередной, более сложный приём и тотчас похвастаться им перед лучшей подругой. Прошло много времени, прежде чем она поняла: силу следует измерять в первую очередь качеством, а никак не количеством.
Последние несколько лет Лао Чжуаньцзе с боем загонял ученицу во внутренний дворик, где она под его строгим надзором снова и снова демонстрировала всё, чему научилась уже очень давно. Лицо Цайхуа было кислым, с губ то и дело срывалось: «Наставник, а может изучим что-нибудь новенькое?» Тем не менее, старый мужчина был непреклонен. Тренировки продолжались до тех пор, пока тело окончательно не отказывалось слушать её.
Раньше Цайхуа не любила такие занятия, но сегодня всё было иначе. Озарение пробилось сквозь скалы её предрассудков и пролилось на сознание живительной влагой. Больше она не стыдится начать с самых основ. Она вернулась к исходной позиции, чтобы усовершенствовать свои первичные навыки и на их твёрдой основе возвести храм мастерства.
Бой на четыре стороны света. Цайхуа ведёт поединок с воображаемым соперником, неустанно повторяя одни и те же движения. В сердце полыхает жаркое пламя, пальцы сжимаются, нанося сокрушительный удар по простой траектории, и разжимаются вновь, чтобы предотвратить нападение. Ветер развевает полы одежд, играет с прядями шелковистых волос цвета каштана. Листья бамбука скользят по глади небес стайками продолговатых рыбёшек. Их изумрудные чешуйки искрятся яркими бликами, но внизу, на укрытой иссушенной листвой земле, царит полумрак.
Цайхуа не видит противника, но стоит зажмуриться всего на мгновение, и перед мысленным взором появляется образ. Глаза стального оттенка вобрали в себя ярость грозовых облаков, тонкие губы изогнуты в надменной усмешке, гладкая кожа подобна нефриту. Несомненно, это Чэньсин. Высокий и стройный, с выразительными чертами лица, которое Лу Цайхуа назвала бы красивым, если б не эта непримиримая ненависть. Как наяву она представляет выпад юноши в алом, стремительно блокирует атаку, а затем с нескрываемым наслаждением избивает его «кулаком восходящего солнца». Цайхуа осыпает Чэньсина градом ударов, пока он не начинает молить о пощаде. Приподнимаются в страхе изящные брови, густые ресницы дрожат от рыданий. Он повержен. Разбит в пух и прах.
— Лу Цайхуа.
Спокойный и ровный, точно воды зеркального озера голос вернул девушку в реальность. Очнувшись от наваждения, Цайхуа с удивлением обнаружила под ногами несколько поломанных бамбуковых стволов. Похоже, она проявила излишнее усердие в попытке надавать тумаков иллюзорному Чэньсину. И если б перед ней прямо сейчас не стояла глава школы Чэнсянь, Цайхуа бы однозначно испытала удовлетворение от результата поединка.
Вдруг испугавшись, что её отругают за нанесение ущерба бамбуковой роще, она поспешила принести извинения:
— Наставница Тай, я не хотела!
— Оно само? — холодно усмехнулась бессмертная.
Казалось, чем тяжелее на сердце у Тай Циньюэ, тем более непроницаемой становилась привычная ей маска безразличия. Женщина излучала мощную, почти убийственную ауру спокойствия, грозившую покрыть тонкой наледью всё живое на сотни ли.
Понять главу школы Цайхуа не смогла бы, поскольку не разбиралась и в собственных чувствах. Порой девушка ошибочно принимала желаемое за действительное и иногда не могла отличить совсем противоположные эмоции. И всё же она была точно уверена: в душе наставницы Тай господствует хаос.
— Впрочем, не столь важно. Я пришла к тебе по делу. Этот маленький негодник Шанъяо бегал за мной два дня, пока я не согласилась отвести тебя в обитель бессмертных. Следуй за мной. Мы попробуем найти тебе меч.
Глаза Цайхуа широко распахнулись от удивления:
— Меч? Мне?!.. Правда?
Не смея поверить в свалившееся на голову счастье, девушка чуть было не схватила бессмертную за белоснежный рукав. От волнения ладони покрылись испариной.
— По просьбе Шанъяо я изучила твой клинок, но ничего странного в нём не заметила. Понятия не имею, почему он тебе не подчиняется. В конце концов, я не мастер меча, чтобы разбираться в духовном оружии, — она глянула на ножны Лу Цайхуа, и уголок её рта заметно искривился. — Шанъяо так беспокоился, что ты не можешь себя защитить…
Оборвав свою мысль на полуслове, Циньюэ неторопливо направилась вверх. И Цайхуа ничего не оставалось, кроме как отправиться следом за ней.
Они поднимались к вершине Тайшань достаточно долго. Незнакомая узкая тропка, местами поросшая ароматной травой, уводила к самим небесам. Облака, пушистые и плотные, безмятежно скользили по горному пику, скрывая от просветлённых дворцы и даосские храмы. На обрывистых скалах в гордом одиночестве возвышались деревья, с острых камней срывались потоки воды. Создавая вокруг туманную дымку, водопады искрились и пенились, их гулкий рокот отзывался в душе благоговейным восторгом. Величественная, неземная атмосфера ощущалась в каждой капле, золотом сверкавшей в лучах жаркого солнца. Пропитанный духовной энергией воздух окутывал лёгкие приятным теплом. Напряжение, повисшее между ней и Циньюэ, рассеялось. В этом древнем, как вселенная, месте было возможно лишь созерцать.
Вскоре взору Цайхуа открылась тенистая долина, простиравшаяся на несколько ли. Она была сплошь усеяна могильными холмами, однако вместо поминальных табличек над ними возвышались мечи. Обращённые рукоятями вверх, самых разных форм и размеров, они излучали тусклый мертвенный свет.
— Теперь понимаешь, почему обитель бессмертных так называется? — обратилась Циньюэ к своей ученице. — Здесь упокоены души всех просветлённых.
Поражённая увиденным, девушка не сразу осознала слова наставницы Тай. От вновь сковавшего её напряжения во рту пересохло, сердце совершило кульбит. Цайхуа знала, что души погибших просветлённых переселялись в духовное оружие, вот только их дальнейшая судьба для
