неё являлась загадкой. Сейчас же девушке открылась грустная правда: бессмертная душа, заточённая в меч, навечно оставалась одна на границе между мирами. Невыносимо близко к Небесному царству, и в то же время так далеко… Лишённые возможности двигаться и общаться с другими людьми, они продолжали жить здесь веками. Имелся ли смысл в подобном бессмертии?
Словно угадав ход её мыслей, Циньюэ добавила:
— Многие из них получили долгожданный покой. Им не нужны ни новые подвиги, ни обыкновенная жизнь. Есть, конечно, и те, кто хотел бы продолжить сражаться со злом. Если к ним обратиться, они обязательно ответят на зов и согласятся стать духовным оружием.
— А владелец такого оружия после смерти куда попадёт? — полюбопытствовала Лу Цайхуа.
— Его душа также переселится в меч.
— А если он расколется? — девушка не удержалась от очередного вопроса.
— В таком случае душа, которая всё это время жила в нём, превратится в духовную сущность, — Циньюэ порывисто взмахнула рукавом, что выдало её раздражение. — Советую тебе успокоить свой разум и начинать использовать технику призыва. У меня нет столько свободного времени, чтобы всецело его проводить с одной ученицей.
Девушку будто окатили ледяной водой. Последняя фраза была неожиданно грубой и резкой, но Цайхуа решила не обижаться на главу школы. Куда важнее было послушать совет и сосредоточиться на процессе призыва.
Изо всех сил подавляя волнение, просветлённая опустила веки и решительно вскинула руку. Светлая ци, заструившаяся от подушечек пальцев тонкими нитями, очень скоро пронизала собой всю долину. В этот миг, казалось, решалась судьба Цайхуа. Отзовётся ли хотя бы один из мечей, станет ли её верным соратником на пути совершенствования, поднимет ли к манящим звёздам? Вложив в технику все свои чувства, всё желание бороться за свет и добро, она с замиранием сердца ждала.
Но ничего не случилось…
Лу Цайхуа разочарованно выдохнула и опустила ладонь. Всего на мгновение глаза заволокло пеленой непрошеных слёз, однако показывать слабость перед Тай Циньюэ ей не хотелось.
Девушка заставила себя успокоиться. Разумеется, она предполагала подобный исход: если даже её личный меч не желает ей помогать, то с чего бы откликаться другим?
Цайхуа отыскала в себе смелость признать: скорее всего ей придётся тренироваться несколько лет, чтобы духовное оружие сочло её достойной и однажды ей подчинилось. В совершенствовании нет лёгких путей, сама жизнь — испытание, а безоблачное детство осталось позади очень давно. Ей нужно хорошо постараться, прежде чем начать уважать себя саму.
Хотя Цайхуа старалась рассуждать в оптимистическом ключе, на душе стало как-то тоскливо. Неужели весь этот путь был проделан исключительно для того, чтобы насладиться божественным горным пейзажем?
— Простите за потраченное время, — удручённо буркнула девушка.
Наставница Тай не ответила. И без того холодный взгляд её сделался обжигающе ледяным, тонкие брови сошлись к переносице. Точно вылепленная из самого чистого снега, непостижимая и прекрасная, она наблюдала за тем, как над долиной плывут облака. Полы её белоснежных одежд трепетали на прохладном ветру, разметались по спине чернильные волосы. Бессмертная до боли стиснула зубы.
Она никого не любила. Возможно, Циньюэ просто забыла, каково это испытывать самое глубокое и возвышенное чувство на свете, но сколько она себя помнила, почти постоянно ей приходилось носить в себе одну лишь печаль.
Её никто не любил. Самый близкий человек, единственный выживший из всех тех, кто был дорог ей, однажды от неё отказался. Родной отец забыл о собственной дочери, бросил одну на произвол суровой судьбы.
Тай Циньюэ выросла среди чужих горных пиков. Холодная и ко всему равнодушная, потому что никто в этом мире не подарил ей и капли тепла. Но разве должна она поступать точно также с другими? Разве заслужила стоящая рядом с ней девушка то безразличие, что когда-то преследовало её саму по пятам? Кровь сердечной раны Циньюэ смог остановить только холод, но это вовсе не значит, что теперь она может ранить иглами льда окружающих. Как глава школы она должна подбодрить свою ученицу.
— Ты хорошо себя проявила на тренировке, — неловкие слова сорвались с алых губ прежде, чем она успела обдумать их. — Продолжай в том же духе, и меч тебе обязательно подчинится.
Циньюэ не знала о том, что всего двумя фразами сумела согреть одну беспокойную душу. Впрочем, самой ей тоже стало отчего-то теплее.
Спускаясь с вершины Тайшань, просветлённые заметили ожидавшего их внизу юношу в бирюзовых одеждах. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, он то и дело вертел головой в попытке понять, по какой из тропинок ступают глава школы Чэнсянь и её ученица. Наконец, когда он заметил их, лицо его озарилось мягкой улыбкой. Этой улыбки было достаточно, чтобы заставить сердце Лу Цайхуа отбивать рваный ритм. Незаметно для себя она ускорила шаг.
— Цайхуа, ты должна знать, — крикнула вдогонку наставница Тай. — Ты была ранена по моей вине. Священную залу невозможно найти с первого раза, и когда я тебя там обнаружила, мне показалось, что ты связана с демонами. Я попросила Шанъяо бросить тебя на обходе, а потом проследить за тобой. Не сердись на него.
Больше не ждавшая от главы школы каких-либо слов, а уж тем более такого внезапного признания, Цайхуа оторопела. Вот оно что! Теперь-то понятно, зачем Тай Циньюэ ни с того ни с сего решила проверить её пульс в той странной зале: бессмертная пыталась найти в духовных каналах ученицы следы тёмной энергии! Стало ясно и то, почему Шанъяо, повернувший тогда в противоположную сторону, в критический момент оказался с ней рядом. Пока она в одиночестве продолжала свой путь по городу Тай, он не отставал от неё ни на шаг. Но разве могла она на него обижаться?
— Я не сержусь, — улыбнулась девушка. В груди поднялась волна нежности. — Когда демон напал на меня, Шанъяо отразил атаку. Ранили меня намного позже.
— Вот как. Тогда тебе повезло подружиться с ним.
— Я знаю. И… Спасибо вам.
Цайхуа отвесила главе школы глубокий поклон, а затем, едва сдерживая радостное волнение, побежала навстречу Шанъяо. Сегодня прояснились многие вещи, но одна чрезвычайно волнующая тайна была всё ещё не раскрыта.
Вблизи солнечный юноша казался измождённым. Если на теле его и остались следы минувшего боя, все они были скрыты одеждами, расшитыми по краю синими орхидеями. Зато на лицо, обычно сияющее и безмятежное, легла тень смертельной усталости. Прежними остались только глаза: в их глубине затаилось восторженное счастье, взгляд излучал природную мягкость.
Остановившись в трёх чи от Шанъяо, девушка смущённо потупилась. Ей очень хотелось задать кое-какой важный вопрос. Правда она не знала, с чего лучше начать.
Парень
