послышалась неуверенная нотка:
— Но ведь самому Коскела и не придется работать дополнительные дни. Это женские работы, и с ними вполне может справиться его жена. А его старший сын года через два уже будет работать не хуже женщины, так что и он сможет приходить вместо матери. Ты опасаешься напрасно. Вот увидишь, они не обидятся. Они понятливые люди. Они должны сознавать, что пасторат не может существовать, не принося дохода. Но ты не хочешь взглянуть в лицо фактам. Неужели у меня черствое сердце? Я этого не нахожу. Но если не принять мер, мы через несколько лет совсем разоримся. У нас нет другого выхода, иначе как же мы вырастим детей, как дадим им образование? А Коскела с женой вполне выдержат еще несколько дополнительных дней. Смотри, ведь у них шесть коров.
— Послушай... Кукушка!
Они замолчали, и пастор начал считать.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть... Шесть раз. Ты слышала?
— Да... Удивительно красиво... Кукушка и весна. Они придают финскому пейзажу особое очарование.
Пастор обрадовался возможности поговорить о другом. — Это верно. Они придают ему особенную легкость. — Да. Как прекрасна эта страна... Но послушай. Нужно поговорить с ними дружески. Я уверена, что они поймут. Они же видят, что у нас нет иного выхода. Они очень хорошие люди... Они именно таковы, каковы вообще финны в лучшем своем существе.
Пастор смущенно опустил глаза. Радость его угасла, он грустно спросил:
— Сколько же дней назначить, по-твоему?
— Ну, шесть.
Число шесть только что запало в сознание Эллен, и она назвала его, не задумываясь.
Что ж, это действительно немного, но в таком случае и нам это мало что даст. Собственно, мы легко могли бы обойтись и без этого.
— Ты не думай, это не все. Это только лишь часть моего плана. Одновременно мы используем и другие возможности.
Пастор долго молчал. Он был не в силах спорить. Наконец он переменил разговор:
— На будущей неделе состоится организационное собрание пожарной команды. Как ты думаешь, найдет Халме добровольцев ?
— Люди придут. Конечно, торппари и батраки барона будут участвовать, раз барон этого хочет. Но вот портной мне что-то кажется подозрительным. Он получает газету «Тюемиес».
— Ну, это пустяки. Простое ребячество. У нас в стране социализм не имеет никаких шансов на успех.
Пасторша тоже не боялась социализма, но чувствовала к нему отвращение.
— Однако нам не нужно даже и подобного ребячества.
— Разумеется. Но ведь они делают хорошее дело.
— Некоторые из них — да, а ты читал, что пишут представители этого нового направления? Например, некий Курикка. Или какой-то сапожник Салин. О, это удивительный сапожник. Это он устраивал забастовки сапожников в столице. Он очень красноречив, но говорит ужасные вещи. И к тому же пьяница.
— Чудаки всегда существуют... Но я хотел бы поговорить с тобой вот о чем. Если из-за пожарной команды нам снова придется встречаться с бароном, то прошу тебя: сдерживайся немного. Высказывая свои мнения, не следует переходить на личности. Прости, но некоторые твои замечания бывают оскорбительны.
Рука Эллен, лежавшая на его локте, дрогнула.
— Вот как? Неужели? Я ни слова не говорила о его личности. А если он отождествляет себя лично с тем, что я осуждаю, то против этого я бессильна.
— Я только имел в виду... что излишне обострять, пожалуй, не стоит.
Рука Эллен снова сделала нервное движение, и пастор тут же раскаялся в своих словах, поняв, что жена рассердилась.
— Что aie я обостряла?.. Кто обострил обстановку? Как раз шведы. Они ни от чего не хотели добровольно отказаться. На просьбы они отвечали презрительно и надменно. Каждого, кто говорил по-фински, третировали как нецивилизованного... Унижали и насмехались... совершенно... совершенно... ну, как бы это сказать... Как плантаторы в колониях. Между тем, если говорить о цивилизации, так ведь в избе Коскела мы видим следы подлинной многовековой цивилизации... Какие степенные и какие скромные, смиренные люди! Нужно только, чтобы до них дошло просвещение. Я уже слышу вдали гул многотысячных толп. Так говорил мой отец. И мы скоро увидим, как это верно... Почему тебя это оставляет холодным?
— О, нет!
Пастор порывисто обнял жену и горячо ее поцеловал. Потом растроганно улыбнулся и сказал:
—Часто, слушая твои вдохновенные речи, я не могу сдержать улыбки. Ты говоришь иной раз совершенно по-детски, и все же я люблю твою способность увлекаться. Не теряй ее никогда. Но только умей использовать ее правильно...
Эллен тоже улыбнулась. На ее лице появилось наигранно ребячливое выражение. В порыве внезапно нахлынувшей нежности она прижалась к нему. Это было вообще свойственно ей. Всякий раз от ласки мужа ее обдавала волна нежности и любви, которая как будто относилась к ней самой. Приятная щекочущая теплота разливалась по всему телу, и она готова была мурлыкать от удовольствия.
Остальную часть пути они шли, тесно прижавшись друг к другу. Весенний вечер звенел и переливался бесчисленными птичьими голосами. Над лесной дорогой тучами кишела мошкара. Где-то близко, прячась в ельнике, журчал ручей. Солнце еще не село.
А в Коскела Алекси прибежал, запыхавшись, в избу.
— Кукушка кукует... Я слышал... Шесть раз прокуковала.
— Шесть раз, — пробормотал Юсси. — Ну, мало же она оставила... Что это она нынче так скупо? Уж накуковала бы немножко побольше.
V
Два года, указанные в договоре, истекли, и Юсси сам заговорил об условиях отработки. Пастор не приготовился к такому разговору и потому сначала отвечал нечто невнятное.
Юсси понял, что за этой неуверенностью что-то кроется. Наконец пастор с улыбочкой начал объяснять:
— Я вот подумал: что если бы Коскела немного помог мне? Мы оба земледельцы, но я должен признаться, что мне до Коскела далеко... У Коскела торппа содержится в порядке и приносит доход, а мне в пасторате не удается добиться этого. Я в трудном положении... Что Коскела скажет, если я в моей беде позову его на помощь?
Пастор говорил так, будто от души смеялся над своей беспомощностью, подчеркивая весь комизм того, что ему приходится просить у Коскела дополнительные дни. Он словно ждал, что Юсси расхохочется и спросит, какая же помощь от него нужна, чтобы пасторат вконец не развалился. Да еще скажет, посмеиваясь над незадачливым пастором: «Конечно, торппа придет на выручку пасторату, раз уж он без нее не может подняться на ноги».
Но смех пастора стал совсем вымученным, когда Юсси, недоверчиво глядя,
