Трудности не могут сломить нашего духа. Никакое другое племя не выжило бы в этом краю. Действительно, судьба нас не избаловала, но потому-то среди этих болот и скал и живет народ, которому нет равного по твердости и упорству. Ну-ка, вы, за печкой, будущие корчеватели! Подите сюда!
В руке пасторши оказались три конфеты.
Алма велела сыновьям хорошенько поблагодарить госпожу пасторшу, и мальчики поклонились, как умели. Пасторша погладила Аку по головке и сказала со вздохом:
— Да. Радостно думать, что вы станете продолжать дело, начатое отцом. Родина надеется, что и вы в свою очередь отдадите этому делу все свои силы. И я верю, вы так и сделаете.
От кофе пасторша отказалась.
— Мы не хотим утруждать вас долее. Выпьем как-нибудь в другой раз. Погода так хороша сегодня, что хочется немного пройтись. Дорога к вам такая красивая.
— Да-а... Точно... красивая... Еще, правда, немного грязновата, хоть я и вожу на нее песок каждую зиму.
Господа ушли, оставив Юсси в несколько приподнятом настроении. Медаль! Это вызывало улыбку. «Нет, надо же такое...» Но Юсси думал о деньгах, спрятанных в ящике комода. «Что, если бы господа все-таки согласились когда-нибудь... Они могли бы замолвить слово в приходском совете, чтобы мне эту землю продали... За несколько лет я сумею накопить достаточно денег... надо только подтянуть животы, на всем экономить и каждый грошик откладывать».
Пасторская чета неторопливо возвращалась домой. Пасторша, опершись на руку мужа, любовалась весенним вечером. Всю дорогу она говорила о семье Коскела с большим одобрением, и пастор, смутно опасавшийся этой встречи, испытывал радостное облегчение от того, что все прошло так хорошо. И тут пасторша заговорила о собственном хозяйстве. Она поднимала эту тему уже не в первый раз.
— У них дела идут, право же, лучше, чем у нас. Пасторат все еще не окупает наших расходов.
— Да... Расходы на обзаведение необходимы. Но подожди, вот мы разделаемся с ними...
— Да их я даже не беру в расчет. Я говорю только о текущих расходах. Меня это начинает пугать. Наше состояние тает, вместо того чтобы расти. Илмари скоро должен пойти в школу, а за ним и Ани. Это будет стоить дорого, потому что я ведь не могу позволить, чтобы в Хельсинки их содержал мой брат.
— Ну, разумеется.
Пастору стало не по себе. Вопрос был деликатный, хоть пастор и старался не придавать ему значения. Все переустройство пасторатского хозяйства оплачивалось деньгами Эллен, которые она получила от брата взамен своей доли в родовом имении. У пастора же не было ничего. Поэтому он и испытывал мучительную неловкость. И не столько оттого, что деньги принадлежали Эллен, сколько оттого, что он так неумело ими распоряжался. Вот почему он предоставлял Эллен решение большинства вопросов. Тем более что она, по его мнению, обладала практическим умом и разбиралась в земледелии.
Это заблуждение объяснялось тем, что сам пастор имел о сельском хозяйстве весьма смутное представление. Зато Эллен рассуждала обо всем так уверенно, что ее и впрямь можно было принять за знатока. «Основой основ для нас должен стать скот. Все специалисты в настоящее время пришли к выводу, что будущее сельского хозяйства Финляндии принадлежит скотоводству».
«В настоящее время пришли к выводу...» В этом чувствовалась такая убежденность, что пастор даже не решался спросить, как и на основании чего «в настоящее время» сделан этот вывод. Но Эллен была женщиной современной. Она посмеивалась над барышнями прежних времен, которые считали ниже своего достоинства касаться любых хозяйственных вопросов, кроме кухни. Свои витиеватые рассуждения она заимствовала у отца, который занимался сельским хозяйством лишь из идейных соображений, раздавал крестьянам железные плуги и лучшие семена для посева. Еще больший апломб ей придавала идея женского равноправия, усвоенная столь же поверхностно. А поскольку здесь ее энергия не находила для себя другого приложения, то она и занялась переустройством пасторатского хозяйства. Однако в результате всех ее стараний возникло явное и грозно возрастающее несоответствие между расходами и доходами. Необходимо было что-то предпринять.
— Сколько дней в неделю работает у нас Коскела? Пастор очнулся от неприятных мыслей.
— М-н-н... Ты же знаешь. Два дня с конем и один день без коня.
— А не кажется ли тебе, что это маловато?
— Обычная поденщина. Правда, условия аренды готовых торпп бывают несколько иными. Но эту Коскела сами строили на диком месте.
— Но теперь же она готова.
— Это ничего не значит.
— Как это не значит? Ведь им уже больше не приходится корчевать и расчищать землю. Не могли бы мы немного ему набавить?
Пастор растерялся и сокрушенно сказал:
— Это довольно трудно... Едва ли сочтут уместным... И вообще...
— Что же тут неуместного? Да они и сами поймут, если мы поговорим с ними дружески. Пасторат не приносит дохода именно из-за таких вот, казалось бы, мелочей.
— Но почему же непременно притеснять только их?
— Ну, разумеется, не только их. И батракам и всей прислуге надо пересмотреть жалованье. Я была недостаточно опытна. Мы позволили себе излишнюю щедрость. Я вовсе не собираюсь их притеснять. Назначим только дополнительные дни летом. Собственно, поденщину увеличивать мы и не будем, но ведь они же совсем избавлены от так называемых «пастбищных» и «дровяных» дней. А это просто неслыханная льгота. Вот увидишь, они отлично все поймут. Но нельзя же думать, что они сами придут к тебе и предложат.
В голове пастора вертелись мысли, которых он, однако, не посмел высказать вслух, ибо это было в известной мере критикой действий Эллен. Она привезла из Хельсинки гувернантку и экономку, да здесь еще наняли кухарку и горничную, помимо скотниц и многочисленных батраков. А теперь она хотела нанять особого кучера и купить лошадей для выезда. Правда, пасторат имеет довольно много хорошей земли, потому что приход старинный и большой, но все же пастор догадывался, что здесь нельзя жить так широко, как в богатом помещичьем имении.
Однако сказать этого жене он не мог. И заговорил лишь о своих сомнениях, касающихся этической стороны дела:
— Да. Наверно, они будут работать, если мы попросим. До сих пор они ни разу не спорили и не упирались. Но это тем более тяжело. Мне его становится просто жалко. Я вижу, у него очень болит спина, хотя на работе он старается это скрыть, оттого что боится. Во всяком случае, мне было бы ужасно трудно объяснить ему такую перемену.
Несговорчивость мужа удивила Эллен, и в ее голосе даже
