делал то же самое. Нетрудно было догадаться, что сын научился этим фокусам у отца. Он пробегал у лошади под брюхом, бил ее по ребрам, задирал хвост и даже раскрыл животному рот:
— Крепкие зубы... Сразу видно возраст...
Пасторша тоже взглянула и сказала:
— Но не слишком ли она мала для рабочей лошади? Нам нужны сильные кони.
Мальчишка сдвинул рваную шляпу на затылок и сказал солидно, нараспев:
— Лучше фунт сахару, чем мешок дерьма!
Викки захохотал было, но, заметив на лицах господ выражение мучительной неловкости, погрозил парню кулаком.
— Ух, постреленок... А вы не обращайте на него внимания... Не слушает ничего... И кто их учит, чертенят... Не смей, поганец, распускать язык при господах! А не то ступай в избу. Но вы видите: уже понимает в лошадях, малец! Правда, понабрался мужицких речей. Уж эти наши огольцы... известное дело... Не стоит обращать внимания.
Господа постарались «не обращать внимания», но покупать коня им расхотелось. Викки еще горячился, шумел и размахивал руками, нахваливая свой товар, но пасторша вскоре оборвала его:
— Лошадь нам не подходит. Мы ее не купим.
И господа ушли. Выйдя на дорогу, они слышали, как Викки накинулся на сына:
— Ух ты, сатаненок!.. Тоже, лезет говорить при барыне... Они таких слов не любят. Хоть бы сказал — навоза... А впрочем, ну их к дьяволу, хорошо сказал! И где ты этому научился? Лучше фунт сахару, чем мешок дерьма!..
Вскоре умерла повитуха Прийта, и новым хозяевам пастората пришлось познакомиться с Кустаа-Волком. Кустаа сам сколотил гроб и сам, не обмыв, уложил туда тело матери, лишь чуть подостлав соломки. По приказу пасторши пришли работницы пастората, чтобы обрядить покойницу как полагается, но им с большим трудом удалось выполнить поручение, так как Кустаа никого не хотел пускать и свою избушку. Тут пастор узнал, что Кустаа даже не посещал конфирмационную школу. Он сказал парню:
— Вам уже больше двадцати лет, а вы еще не были в конфирмационной школе. Умеете ли вы читать?
— Не умею... Да мне и читать-то нечего.
— Но надо же все-таки уметь... И надо пройти конфирмацию.
Кустаа уставился на пастора странным, угрюмым взглядом.
— По последнему закону выходит, что если не жениться, так не надо и конфирмации.
Пастор даже рот раскрыл. Но как можно спокойнее возразил:
— Когда же вышел такой закон? Я что-то о нем не слыхал. Нет, видите ли... Действительно, без конфирмации tir венчают, но конфирмационная школа необходима не только для женитьбы, она обязательна для всех, кто достиг совершеннолетия.
— Н-да-а... Не знаю. Кто же тогда прав: царь или пастор? Царь вот издал такой закон. А мы тут вроде бы должны исполнять, что власть велит. Не знаю, может, у пастора свои законы, только я должен слушаться царя.
Кустаа повернулся и ушел, оставив пастора в полном недоумении. Потом люди рассказали пастору о Кустаа, и он начал понимать, в чем тут дело. Раз-другой он еще пытался настаивать на конфирмации Кустаа, но тот упорно ссылался на придуманный им закон, издание которого он приписывал, конечно, царю.
Необходимо было как можно скорей создать народную школу. Барон уже раньше обещал дать участок и бревен, гели строить будут сами жители деревни. Он даже обещал дать денег на оплату таких работ, которых нельзя сделать миром, сообща, а придется нанять специалистов.
Но как договориться с бароном? Пригласить его в пасторат? Светские условности серьезно осложняли дело. Впрочем, тут даже куда важнее этикета был вопрос о языке. Узнав, что барон говорит по-шведски, Эллен сразу же почувствовала к нему острую неприязнь. Правда, они были представлены друг другу на званом вечере, который был устроен «людьми образованными и крупными хозяевами прихода» в честь приезда нового пастора. Но они обменялись лишь несколькими фразами. Эллен особенно раздражало подобострастное заискивание перед бароном беднейших «образованных». Пастор мог бы, конечно, решить дело просто, пригласив барона и несколько виднейших хозяев в пасторат, но ведь с бароном надо было договориться обо всем предварительно. Без него школу не построить. Однако Эллен была уязвлена тем, что барон как будто вовсе не замечал ее и мужа.
— Впрочем, формально мы ведь уже знакомы. И теперь нам ничто не мешает переговорить о деле хотя бы при случайной встрече.
Так и порешили. Пасторская чета вышла на прогулку, и, проходя через владения барона, они, как и рассчитывали, увидели его самого. За оградой у дороги пощипывала траву красивая породистая корова. А рядом барон разговаривал со скотницей, судя по большому животу — беременной. Барон говорил, повышая голос:
— Почему ялова? Почему нет брюхата? Почему нет!?. Ти сама знай, что Урсула до сих пор всякий раз... Она нет изъян... Ти пропускай мимо время... Нет стерегла. Ворон ловила? Нужный время прошел.
— Неправда. Я вовремя ее водила. Не моя вина. Мое дело отвести... А чего уж бык не добился, я за него сделать не могу...
В голосе скотницы слышались слезы и злоба. Очевидно, она уже не помнила, что перед ней хозяин.
— Чего говорит? Ти дольжна следить... Точный время покрывать... Следить — это твой работа.
И, показав тростью на огромный живот скотницы, барон сказал:
— Если ти, шорт, столько попечение в пользу Урсула, как ти наблюдайт сам своя польза...
— Дьявол! Да что я, от вашего быка, что ли, пользовалась?
— Чего говорит? Чего говорит?.. Чего означайт эти слова вместе? «Бика што ли польза...» Говори пореже!
Но тут барон, видимо, понял, что сказала скотница. Он выругался сразу на двух языках и закончил приказом:
— Иди к управителю. Мое веление. Ти получай расчет на рука договорный время целиком и марш-марш отсюда далеко прочь. Ти не брегла лючший корова за многий лет!.. Нет попечение! Все игрушки. Этот брюхо — игрушки тоже. Иди прочь. Нет хорошо!
Работница ушла, а барон сердито повернулся и тут заметил пастора с супругой. Приподняв шляпу, он направился к ним. На его лице промелькнула едва заметная усмешка, когда он понял, что гости все видели и слышали. Но тотчас ее сменила полная достоинства любезная улыбка, которой он приветствовал гостей.
— Здравствуйте, господин барон. Вы заняты. Простите, что помешали, мы просто гуляем и никоим образом не хотели бы отрывать вас, господин барон, от важных дел.
— Добр ден. Это совсем нет важно. Люди небрежный... Как можно быть такой ленивый... всегда вялый... Но я прошу прощение, я так плохо говорит финский язык. Позвольте мне употребляйт шведский.
