— Как и Кали, — согласился жрец. — И в казусеэтих двух божеств часто нахожу я оправдание атеизму. К сожалению, слишкомсильно проявляют себя они в этом мире, чтобы удалось всерьез отрицать ихсуществование. Жаль.
Воин рассмеялся.
— Жрец, который верит наперекор желанию! Мне это подуше. Ты рассмешил меня до упаду. Вот, купи себе бочонок сомы — на нуждыжертвоприношений.
— Спасибо, воин. Я так и поступлю. Не присоединишься литы ко мне в маленьком возлиянии — за Храм — прямо сейчас?
— Клянусь Кали, да! — воскликнул тот. — Нотолько чуть-чуть.
Он отправился следом за жрецом в центральное здание и там поступенькам в погреб, где тут же был вскрыт бочонок сомы, вынуты два кубка.
— За твое здоровье и долгую жизнь, — сказал Яма,поднимая один из них.
— За твоих жутких покровителей — Яму и Кали, —сказал жрец.
— Спасибо.
Они проглотили крепкий напиток, и жрец налил еще по одной.
— Чтобы ты не замерз по ночной прохладе.
— Отлично.
— Хорошо, что эти путешественники наконецразъезжаются, — промолвил жрец. — Их набожность обогащает Храм, ноони так утомляют всю прислугу.
— За отбытие пилигримов!
— За отбытие пилигримов! И они опять выпили.
— Я думал, большинство из них приходит поглазеть наБудду, — сказал Яма.
— Так оно и есть, — ответил жрец, — но сдругой стороны, они не хотят перечить и богам. И вот перед тем как посетитьпурпурную рощу, они обычно совершают жертвоприношения или дарения в Храме.
— А что тебе известно о так называемом Татхагате и егоучении?
Тот отвел взгляд в сторону.
— Я жрец богов и брамин, воин. Я не хочу говорить обэтом.
— Значит, он достал и тебя?
— Хватит! Я же сказал тебе, что это не та тема, которуюя буду обсуждать.
— Это не имеет значения — и вскоре будет иметь ещеменьше. Благодарю тебя за сому. Добрый тебе вечер, жрец.
— Добрый вечер и тебе, воин. Пусть с улыбкой взираютбоги на твой путь.
— И на твой тоже.
И поднявшись по ступенькам, покинул он Храм и продолжил свойпуть через город — неспешным шагом.
Когда пришел он в пурпурную рощу, в небесах стояло уже трилуны, за деревьями колебалось пламя маленьких костров, в небе над городомсветился бледный цветок призрачного огня, влажный ветерок пошевеливал листву унего над головой.
Бесшумно вступил он в рощу.
Когда вышел он на освещенную поляну, оказалось, что лицом кнему сидели там ряд за рядом одинаковые фигуры. Каждый облачен был в желтуюрясу с желтым капюшоном, скрывавшим лицо. Сотни их сидели там, и ни один неиздал ни звука.
Он подошел к ближайшему.
— Я пришел повидать Татхагату, Будду, — сказал он.
Тот, казалось, его не услышал.
— Где он? Никакого ответа.
Он нагнулся и заглянул в полузакрытые глаза монаха. Онпопытался было пронзить его взглядом, но похоже было, что монах спал, ибо емуне удалось даже встретиться с ним глазами. Тогда возвысил он голос, чтобы все впурпурной роще могли его услышать.
— Я пришел повидать Татхагату, Будду, — сказалон. — Где он?
Казалось, что обращался он к полю камней.
— Вы что, думаете так спрятать его от меня? —воззвал он. — Вы думаете, что коли вас много и одеты вы все одинаково — иесли вы не будете мне отвечать, — я из-за этого не смогу отыскать егосреди вас?
Лишь ветер вздохнул в ответ ему, пришел из-за рощи.Заколебались огни, зашевелились пурпурные листья. Он рассмеялся.
— В этом вы может быть и правы, — призналон. — Но вам же когда-нибудь придется пошевелиться — если вы намереваетесьжить, — а я могу подождать ничуть не хуже любого другого. И он тоже уселсяна землю, прислонившись к голубому стволу высокого дерева, положив на колениобнаженный клинок.
И сразу его охватила сонливость. Он клевал носом и тут жевздергивал голову — и так раз за разом. Затем, наконец, его подбородокустроился поудобнее на груди, и он засопел.
Шел через зелено-голубую равнину, травы пригибались передним, прочерчивая тропинку. В конце этой тропы высилось огромное, кряжистоедерево, дерево не выросшее в этом мире, а скорее скрепившее его воедино своимикорнями, простиравшее листья свои между звезд.
У подножия дерева, скрестив ноги, сидел человек, и на губахего играла едва уловимая улыбка. И знал он, что это Будда; он подошел иостановился перед ним.
— Приветствую тебя, о смерть, — сказал сидящий, и,словно корона, ярко светился в глубокой тени дерева подкрашенный розовым ореолвокруг его чела.
Яма не ответил, а вытащил свой клинок. Будда по-прежнемуулыбался, Яма шагнул вперед, и вдруг ему послышался отголосок далекой музыки.
Он замер и оглянулся, застыла в руке его занесенная сабля.
Они пришли со всех четырех сторон света, локапалы, четыреХранителя мира, сошедшие с горы Сумеру: на желтых лошадях приближались якши подводительством Владыки Севера, и на их щитах играли золотые лучи; ГолубойВсадник, Ангел Юга приближался в сопровождении полчищ кумбхандов, неуклюжепримостившихся по причине своих физических особенностей на спинах синих коней инесущих сапфировые щиты; с Востока пришел Хранитель, чьи всадники неслиперламутровые щиты и облачены были в серебро; на Западе показался Властитель,чьи наги восседали на кроваво-красных лошадях, одеты были в алое и прикрывалисьщитами из кораллов. Копыта лошадей не касались, казалось, травы, и единственнымслышимым звуком была разлитая в воздухе музыка, которая становилась все громчеи громче.
— Почему собираются Хранители мира? — неожиданнодля самого себя спросил Яма.
— Они явились за моими останками, — по-прежнемуулыбаясь, ответил Будда.
Хранители натянули поводья, придержали коней и полчища у нихза спиной, и Яма оказался один против всех.
— Вы явились забрать его останки, — сказалЯма, — но кто заберет ваши?
Хранители спешились.
— Не для тебя этот человек, о смерть, — промолвилВладыка Севера, — ибо принадлежит он миру, и мы как Хранители мира будемего защищать.
