Глава 1
Так было однажды услышано мной. Спустя пятьдесят три годапосле освобождения вернулся он из Золотого Облака, чтобы еще раз поднятьперчатку, брошенную Небесами, пойти наперекор Порядку жизни и богам, этотпорядок установившим. Последователи его молились, чтобы он вернулся, хотя игрехом были молитвы эти. Мольбам не потревожить покоя ушедшего в нирвану, прикаких бы обстоятельствах это ни произошло. Но молились облаченные в шафранныерясы, чтобы он, Меченосец, Манжушри, вновь сошел к ним. И, как поведано,Бодхисатва услышал их…
Он, подавивший желания,
не зависящий от корней,
пастбищем которому пустота —
необусловленная и свободная, —
путь его неисповедим,
как птиц полет в поднебесье.
Дхаммапада (93).
Его последователи звали его Махасаматман и утверждали, чтоон бог. Он, однако, предпочитал опускать громкие Маха— и -атман и звал себяпросто — Сэм. Никогда не провозглашал он себя богом. С другой стороны, и неотказывался от этого. В сложившихся условиях ни то, ни другое не сулило емуникакой выгоды. Чего не скажешь о молчании…
И вот тайна служила ему покровом.
Был сезон дождей…
Самый влажный период года…
Дождь шел дни напролет, когда вознеслись к небу молитвы — ивознесли их не пальцы, перебирающие заузленные гирлянды молельных четок, невращающиеся молитвенные колеса, нет, грандиозная молитвенная машина измонастыря Ратри, богини Ночи.
Направлены были высокочастотные молитвы прямо вверх, сквозьатмосферу, еще выше, в самый центр золотого облака, что зовется Мостом Богов.Он окружает весь мир, предстает каждую ночь бронзовой радугой и каждый полденьокрашивает красное солнце в оранжевые тона.
Кое-кто из монахов сомневался, не ересью ли будетиспользование подобной молитвенной техники, но машину построил и наладил самЯма-Дхарма, отпавший из Небесного Града; а как говорили, именно он построил внезапамятные времена могучую громовую колесницу Великого Шивы — тот экипаж, чтопроносится по небосклону, изрыгая на своем пути огненную харкотину.
Даже находясь в немилости, он считался величайшим мастером изнатоком всех ремесел. Узнай Боги Небесного Града о его молитвенной машине —они без сомнения обрекли бы его на подлинную смерть. Надо, правда, признать,что и без этой машины обрекли бы они его на подлинную смерть, попади он к ним вруки. Каким образом улаживал он свои дела с Властителями Кармы, касалось толькоего, хотя никто не сомневался — так ли, иначе ли, но когда придет его час,отыщет он тот или иной способ.
Лишь вдвое моложе был он самого Небесного Града, а ведь едвали набрался бы десяток богов, помнивших основание этой обители. Все знали, чтомудрее даже, чем Бог Кубера, был он, когда дело касалось путей ВсеприсущегоПламени. Но это были лишь меньшие из его Атрибутов. Другим он был знаменит,хотя и говорили об этом немногие. Высокий, но в меру, широкоплечий, но негрузный, двигался он легко и плавно. Носил красное, был немногословен.
Он и управлял молитвенной машиной; водруженный им на крышумонастыря гигантский металлический лотос неспешно вращался в своем гнезде.
На здание, на лотос, на джунгли у подножия горной цеписплошной пеленой падал мелкий дождь. Уже шесть дней, как десятками киловаттвозносил Яма молитвы, но состояние атмосферы не позволяло им быть услышанными вГорних. Сквозь зубы он помянул самых что ни на есть банальных божествплодородия, взывая в основном к их наиболее прославленным в народе Атрибутам.
Раскат грома был ответом, и помогавшая ему обезьянахихикнула.
— У твоих молитв и твоих проклятий итог один и тот же,о Яма, — прокомментировала она. — То есть никакого.
— Чтобы это заметить, тебе потребовалось семнадцатьперерождений? — сказал Яма. — Тогда понятно, почему ты все ещемаешься обезьяной.
— Да нет, — сказала обезьяна, которую звалиТак. — Хотя мое падение было и не столь впечатляюще, как твое, но все-такии я вызвал вполне персонально окрашенную злобу у…
— Замолчи! — бросил Яма, отворачиваясь от него.
Так понял, что дотронулся до больного места. Пытаясь найтидля разговора другую тему, он подобрался к окну, вспрыгнул на подоконник и уставилсянаружу.
— К западу отсюда в облаках просвет, — сообщил он.
Подошел Яма, посмотрел, куда показывала обезьяна, нахмурилсяи кивнул.
— Ага, — сказал он. — Оставайся тут икорректируй.
Он подошел к пульту управления.
Наверху, над их головами, лотос поспешно развернулся иуставился прямо в брешь, замеченную Таком среди плотных облаков.
— Отлично, — буркнул Яма, — что-то подцепили.
Он протянул руку к одной из контрольных панелей, пощелкалкнопками и клавишами, подстроил два верньера.
Под ними, в монастырских подвалах, выдолбленных в толщескалы, зазвенел звонок, и тут же закипели приготовления, авральная командазаняла свои места.
— Облака смыкаются! — воскликнул Так.
— Это уже не важно, — ответил Яма. — Нашурыбку мы подцепили. Из нирваны да в лотос, он грядет.
Опять громыхнул гром, и дождь с шумом обрушился на лотос.Голубые молнии, словно змеи, извивались над вершинами гор.
Яма выключил главный рубильник.
— Как ты думаешь, каково ему будет опять облечься воплоть? — спросил Так.
— Чисти-ка свой банан в четыре ноги!
Так предпочел счесть это за разрешение покинуть комнату иоставил Яму выключать аппаратуру в одиночестве. Путь его лежал вдоль покоридору и вниз по широким ступеням. На лестничной площадке до него донеслись звукиголосов и шарканье сандалий, шум приближался со стороны боковой залы.
Не раздумывая, он вскарабкался по стене, цепляясь завырезанные на ней фигурки пантер и слонов. Взобравшись на балку, он нырнул вгустую тень и замер там.
Появились двое монахов, облаченных в темные рясы.
— Она что, не могла очистить им небо? — сказалпервый.
Второй, постарше, более массивный, пожал плечами.
— Я не мудрец, чтобы отвечать на подобные вопросы.Ясно, что она озабочена, иначе бы никогда не предоставила она им это святилище,а Яме — подобную возможность. Но кому ведомы пределы ночи?
