— Ох, братец! Мой бедный, милый, ни в чем не повинныйбратец! — воскликнула Нэнси, заливаясь слезами и в отчаянии теребякорзиночку и дверной ключ. — Что с ним случилось? Куда они его увели? Ох,сжальтесь надо мной, скажите мне, джентльмены, что сделали с бедным мальчиком?Умоляю вас, скажите, джентльмены!
Произнеся эти слова, к бесконечному восхищению слушателей,очень жалобным, душераздирающим голосом, мисс Нэнси умолкла, подмигнула всейкомпании, улыбнулась, кивнула головой и скрылась.
— Ах, мои милые, какая смышленая девушка! — воскликнулеврей, поворачиваясь к своим молодым друзьям и торжественно покачивая головой,как бы призывая их следовать блестящему примеру, который они только чтолицезрели.
— Она делает честь своему полу, — промолвил мистерСайкс, налив себе стакан и ударив по столу огромным кулаком. — Пью за еездоровье и желаю, чтобы все женщины походили на нее!
Пока все эти похвалы расточались по адресу достойной Нэнси,эта молодая леди спешила в полицейское управление, куда вскоре и прибылаблагополучно, несмотря на вполне понятную робость, вызванную необходимостьюидти по улицам одной, без провожатых.
Войдя с черного хода, она тихонько постучала ключом в дверьодной из камер и прислушалась. Оттуда не доносилось ни звука; тогда онакашлянула и снова прислушалась. Ответа не было, и она заговорила.
— Ноли, миленький! — ласково прошепталаНэнси. — Ноли!
В камере не было никого, кроме жалкого, босого преступника,арестованного за игру на флейте; так как его преступление против общества быловполне доказано, мистер Фэнг приговорил его к месяцу заключения висправительном доме, заметив весьма кстати и юмористически, что раз у неготакой избыток дыхания, полезнее будет потратить его на ступальное колесо, чемна музыкальный инструмент. Преступник ничего не отвечал, ибо мысленно оплакивалфлейту, конфискованную в пользу графства. Тогда Нэнси подошла к следующейкамере и постучалась.
— Что нужно? — отозвался тихий, слабый голос.
— Нет ли здесь маленького мальчика? — спросилаНэнси, предварительно всхлипнув.
— Нет! — ответил заключенный. — Боже упаси!
Это был шестидесятипятилетний бродяга, приговоренный ктюремному заключению за то, что не играл на флейте, — иными словами,просил милостыню на улице и ничего не делал для того, чтобы заработать себе нажизнь. В смежной камере сидел человек, который отправлялся в ту же самуютюрьму, так как торговал вразнос оловянными кастрюлями, не имеяразрешения, — иными словами, уклонялся от уплаты налогов и делал что-тодля того, чтобы заработать себе на жизнь.
Но так как никто из этих преступников не отзывался на имяОливера и ничего о нем не знал, Нэнси обратилась непосредственно к добродушномустарику в полосатом жилете и со стонами и причитаниями, — они казалисьособенно жалобными, ибо она искусно теребила корзинку и ключ, —потребовала у него своего милого братца.
— У меня его нет, моя милая, — сказал старик.
— Где же он? — взвизгнула Нэнси.
— Его забрал с собой джентльмен, — ответил тот.
— Какой джентльмен? Боже милостивый! Какойджентльмен? — вскричала Нэнси.
В ответ на этот невразумительный вопрос старик сообщилвзволнованной «сестре», что Оливеру стало дурно в камере судьи, что егооправдали, так как один свидетель показал, будто кража совершена не им, адругими мальчиками, оставшимися на свободе, и что истец увез Оливера,лишившегося чувств, к себе, в свой собственный дом. Об этом доме ее собеседникзнал только, что он находится где-то в Пентонвиле, — это слово онрасслышал, когда давались указания кучеру.
В ужасном смятении и растерянности несчастная молодаяженщина, шатаясь, поплелась к воротам, а затем, сменив нерешительную поступь набыстрый бег, вернулась к дому еврея самыми запутанными и извилистыми путями,какие только могла придумать.
Мистер Билл Сайкс, едва успев выслушать отчет о ее походе,поспешно кликнул белую собаку и, надев шляпу, стремительно удалился, не тратявремени на такую формальность, как пожелание остальной компании счастливооставаться.
— Милые мои, мы должны узнать, где он… Его нужнонайти! — в страшном волнении сказал еврей. — Чарли, ты пока ничего неделай, только шныряй повсюду, пока не добудешь о нем каких-нибудь сведений.Нэнси, моя милая, мне во что бы то ни стало нужно его отыскать. Я тебе доверяюво всем, моя милая, — тебе и Плуту! Постойте, постойте, — добавилеврей, дрожащей рукой отпирая ящик стола, — вот вам деньги, милые мои. Яна сегодня закрываю лавочку. Вы знаете, где меня найти! Не задерживайтесь здесьни на минуту. Ни на секунду, мои милые!
С этими словами он вытолкнул их из комнаты и, старательноповернув два раза ключ в замке и заложив дверь засовом, достал из потайногоместечка шкатулку, которую случайно увидел Оливер. Затем он торопливо началпрятать часы и драгоценные вещи у себя под одеждой.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть и оторваться от этогозанятия.
— Кто там? — крикнул он пронзительно.
— Я! — раздался сквозь замочную скважину голосПлута.
— Ну, что еще? — нетерпеливо крикнул еврей.
— Нэнси спрашивает, куда его тащить — в другуюберлогу? — осведомился Плут.
— Да! — ответил еврей. — Где бы она его несцапала! Отыщите его, отыщите, вот и все! Я уж буду знать, что дальше делать.Не бойтесь!
Мальчик буркнул, что он понимает, и бросился догонятьтоварищей.
— Пока что он не выдал, — сказал еврей, принимаясьза прежнюю работу. — Если он вздумает болтать о нас своим новым друзьям,мы еще успеем заткнуть ему глотку.
Глава 14
заключающая дальнейшие подробности о пребывании Оливера умистера, Браунлоу, а также замечательное пророчество, которое некий мистерГримуиг изрек касательно Оливера, когда тот отправился исполнять поручение
Оливер быстро пришел в себя после обморока, вызванноговнезапным восклицанием мистера Браунлоу, а старый джентльмен и миссис Бэдуин вдальнейшем старательно избегали упоминать о портрете: разговор не имел нималейшего отношения ни к прошлой жизни Оливера, ни к его видам на будущее икасался лишь тех предметов, которые могли позабавить его, но не взволновать.Оливер был все еще слишком слаб, чтобы вставать к завтраку, но на следующийдень, спустившись в комнату экономки, он первым делом бросил нетерпеливыйвзгляд на стену в надежде снова увидеть лицо прекрасной леди. Однако егоожидания были обмануты — портрет убрали.
— А, вот что! — сказала экономка, проследив завзглядом Оливера. — Как видишь, его унесли.
