— Вижу, что унесли, сударыня, — ответилОливер. — Зачем его убрали?
— Его сняли, дитя мое, потому что, по мнению мистераБраунлоу, он как будто тебя беспокоил. А вдруг он, знаешь ли, помешал бывыздоровлению, — сказала старая леди.
— О, право же нет! Он меня не беспокоил,сударыня, — сказал Оливер. — Мне приятно было смотреть на него. Яочень его полюбил.
— Ну-ну! — благодушно сказала старая леди. —Постарайся, дорогой мой, как можно скорее поправиться, и тогда портрет будетповешен на прежнее место. Это я тебе обещаю! А теперь поговорим о чем-нибудьдругом.
Вот все сведения, какие мог получить в то время Оливер опортрете. В ту пору он старался об этом не думать, потому что старая леди былаочень добра к тему во время его болезни; и он внимательно выслушивалбесконечные истории, какие она ему рассказывала о своей милой и прекраснойдочери, вышедшей замуж за милого и прекрасного человека и жившей в деревне, и осыне, который служил клерком у купца в Вест-Индии и был также безупречным молодымчеловеком, и четыре раза в год посылал домой такие почтительные письма, что унее слезы навертывались на глаза при упоминании о них. Старая леди долгораспространялась о превосходных качествах своих детей, а также и о достоинствахсвоего доброго, славного мужа, который — бедная, добрая душа! — умер ровнодвадцать шесть лет назад… А затем наступало время пить чай. После чаю онапринималась обучать Оливера криббеджу,[24] который он усваивалс такой же легкостью, с какой она его преподавала; и в эту игру они играли сбольшим интересом и торжественностью, пока не наступал час, когда больномунадлежало дать теплого вина с водой и уложить его в мягкую постель.
Это были счастливые дни — дни выздоровления Оливера. Всебыло так мирно, чисто и аккуратно, все были так добры и ласковы, что после шумаи сутолоки, среди которых протекала до сих пор его жизнь, ему казалось, будтоон в раю. Как только он окреп настолько, что мог уже одеться, мистер Браунлоуприказал купить ему новый костюм, новую шляпу и новые башмаки. Когда Оливеруобъявили, что он может распорядиться по своему усмотрению старым своим платьем,он отдал его служанке, которая была очень добра к нему, и попросил ее продатьэто старье какому-нибудь еврею, а деньги оставить себе. Эту просьбу она сготовностью исполнила. И когда Оливер, стоя у окна гостиной, увидел, как еврейспрятал платье в свой мешок и удалился, он пришел в восторг при мысли, что этивещи унесли и теперь ему уже не грозит опасность снова их надеть. По правдесказать, это были жалкие лохмотья, и у Оливера никогда еще не бывало новогокостюма.
Однажды вечером, примерно через неделю после истории спортретом, когда Оливер разговаривал с миссис Бэдуин, мистер Браунлоу прислалсказать, что хотел бы видеть Оливера Твиста у себя в кабинете и потолковать сним немного, если он хорошо себя чувствует.
— Господи, спаси и помилуй нас! Вымой руки, дитя мое, идай-ка я хорошенько приглажу тебе волосы! — воскликнула миссисБэдуин. — Боже мой! Знай мы, что он пожелает тебя видеть, мы бы наделитебе чистый воротничок и ты засиял бы у нас, как новенький шестипенсовик!
Оливер повиновался старой леди, и хотя она горько сетовала отом, что теперь уже некогда прогладить гофрированную оборочку у воротничка егорубашки, он казался очень хрупким и миловидным, несмотря на отсутствие стольважного украшения, и она, с величайшим удовольствием осмотрев его с головы доног, пришла к выводу, что даже если бы их и предупредили заблаговременно, врядли можно было сделать его еще красивее.
Ободренный этими словами, Оливер постучал в дверь кабинета.
Когда мистер Браунлоу предложил ему войти, он очутился вмаленькой комнатке, заполненной книгами, с окном, выходившим в красивый садик.К окну был придвинут стол, за которым сидел и читал мистер Браунлоу. При видеОливера он отложил в сторону книгу и предложил ему подойти к столу и сесть.Оливер повиновался, удивляясь, где можно найти людей, которые бы читали такоемножество книг, казалось написанных для того, чтобы сделать человечество болееразумным. До сей поры это является загадкой и для людей более искушенных, чемОливер Твист.
— Много книг, не правда ли, мой мальчик? — спросилмистер Браунлоу, заметив, с каким любопытством Оливер посматривал на книжныеполки, поднимавшиеся от пола до потолка.
— Очень много, сэр, — ответил Оливер. —Столько я никогда не видал.
— Ты их прочтешь, если будешь вести себя хорошо, —ласково сказал старый джентльмен, — и тебе это понравится больше, чемрассматривать переплеты. А впрочем, не всегда: бывают такие книги, у которыхсамое лучшее — корешок и обложка.
— Должно быть, это вон те тяжелые книги, сэр, —заметил Оливер, указывая на большие томы в раззолоченных переплетах.
— Не обязательно, — ответил старый джентльмен,гладя его по голове и улыбаясь. — Бывают книги такие же тяжелые, ногораздо меньше этих. А тебе бы не хотелось вырасти умным и писать книги?
— Я думаю, мне больше бы хотелось читать их,сэр, — ответил Оливер.
— Как! Ты не хотел бы писать книги? — спросилстарый джентльмен.
Оливер немножко подумал, а потом сообщил, что, пожалуй,гораздо лучше продавать книги; в ответ на это старый джентльмен от душирассмеялся и объявил, что он неплохо сказал. Оливер обрадовался, хотя понятияне имел о том, что тут хорошего.
— Прекрасно! — сказал старый джентльмен, переставсмеяться. — Не бойся! Мы из тебя не сделаем писателя, раз есть возможностьнаучиться какому-нибудь честному ремеслу или стать каменщиком.
— Благодарю вас, сэр, — сказал Оливер.
Услыхав его серьезный ответ, старый джентльмен сноварасхохотался и сказал что-то о странностях инстинкта, но Оливер не понял и необратил на это внимания.
— А теперь, мой мальчик, — продолжал мистерБраунлоу, говоря — если это было возможно — еще более ласково, но в то же времялицо его было такое серьезное, какого Оливер никогда еще у него невидывал, — я хочу, чтобы ты с величайшим вниманием выслушал то, что янамерен сказать. Я буду говорить с тобой совершенно откровенно, потому что яуверен: ты можешь понять меня не хуже, чем многие другие старше тебя.
— О, прошу вас, сэр, не говорите мне, что вы хотитеменя прогнать! — воскликнул Оливер, испуганный серьезным тоном старогоджентльмена. — Не выбрасывайте меня за дверь, чтобы я снова бродил поулицам! Позвольте мне остаться здесь и быть вашим слугой. Не отсылайте меняназад, в то ужасное место, откуда я пришел! Пожалейте бедного мальчика, сэр!
— Милое мое дитя, — сказал старый джентльмен,растроганный неожиданной и горячей мольбой Оливера, — тебе незачембояться, что я тебя когда-нибудь покину, если ты сам не дашь повода…
