— Человечество всегда искало избавления впьянстве, — сказал Брахма. — Обычно это так или иначе отражалось и врелигиозных церемониях, чтобы ослабить чувство вины. Да, поначалу мы попыталисьбыло подавить алкоголь, но быстро убедились, что это нам не под силу. И вот вобмен на выплаченный налог они получают благословение своей выпивке. Слабеетчувство вины, слабеет похмелье, меньше распрей — ты же знаешь, этопсихосоматическое, — а налог весьма невысок.
— Забавно все же, что многие предпочитают вполнемирскую выпивку.
— Ты пришел просить, а продолжаешь насмехаться, не кэтому ли сводятся твои речи, Сэм? Я согласился ответить на твои вопросы, а необсуждать с тобой деикратическую политику. Ну как, не пришел ли ты, наконец, ккакому-либо решению относительно моего предложения?
— Да, Мадлен, — сказал Сэм, — а говорил литебе кто-нибудь когда-нибудь, как ты соблазнительна, когда сердишься?
Брахма спрыгнул с трона.
— Как ты смог? Как ты догадался? — завопил он.
— Я, на самом деле, и не смог, — сказалСэм. — До этого момента. Это была просто догадка — на основе некоегоприсущего тебе маньеризма в речах и жестах, который вдруг всплыл у меня впамяти. Итак, ты добилась сокровеннейшей цели всей своей жизни, а? Готов битьсяоб заклад, у тебя теперь тоже есть гарем. И каково же чувствовать себяжеребцом, мадам, когда начинал девицей? Бьюсь об заклад, что все до одной Лизхенв мире позавидовали бы тебе, если бы узнали. Мои поздравления.
Брахма выпрямился во весь рост, его свирепый взглядослеплял. Трон у него за спиной обратился в пламя. Бесстрастно бренчала вина.Он поднял скипетр и произнес:
— Приготовься, Брахма проклинает тебя…
— За что? — перебил Сэм. — За то, что ядогадался о твоей тайне? Если мне суждено быть богом, то какая в том разница?Остальные же знают об этом. Или же ты сердишься, что единственным способомвыпытать секрет твоей истинной личности было тебя чуть-чуть подкусить? Я-тополагал, что ты меня оценишь выше, если я продемонстрирую свои достоинства,выставив таким образом на показ свою проницательность. Если я случайно заделтебя, приношу свои извинения.
— Дело не в том, что ты догадался, — и даже не втом, как ты догадался, — проклят ты будешь за то, что насмехался надомной.
— Насмехался над тобой? — переспросил Сэм. —Не понимаю. Я не имел в виду ни малейшего проявления неуважения. В былыевремена я всегда был с тобой в хороших отношениях. Только вспомни — и тысогласишься, что это правда. Так с чего бы мне рисковать своим положением,насмехаясь над тобой теперь?
— Просто ты сказал то, что думаешь, слишком быстро, неуспев обдумать последствия.
— Нет, мой Господин. Я шутил с тобой точно так же, какшутил бы любой мужчина, обсуждая эти темы с другим мужчиной. Сожалею, если этобыло воспринято неправильно. Я уверен, что ты обладаешь гаремом, которому я быпозавидовал и в который, вне всякого сомнения, однажды ночью попытаюсьпрокрасться. Если ты проклинаешь меня, так как был изумлен, сними проклятие.
Он пыхнул своей трубкой и скрыл усмешку за клубами дыма.
Наконец, Брахма хмыкнул.
— Я чуть-чуть скор на расправу, это верно, —объяснил он, — и, быть может, слишком чувствителен, когда речь заходит омоем прошлом. Конечно, мне часто приходилось шутить подобным образом с другимимужчинами. Ты прощен. Я снимаю свое начинавшееся проклятие.
— А твое решение, как я понимаю, — принять моепредложение? — добавил он.
— Ну да, — сказал Сэм.
— Хорошо. Мне всегда была свойственна братскаяпривязанность к тебе. Ступай теперь и пришли моего жреца, чтобы япроинструктировал его о твоей инкарнации. До скорого свидания.
— Несомненно, Великий Брахма, — кивнул Сэм иподнял свою трубку. Потом он толкнул ряд полок и в поисках жреца прошел в зал.Много разных мыслей теснилось у него в голове, но на этот раз он оставил ихневысказанными.
Вечером князь держал совет с теми из своих вассалов, кто ужеуспел посетить в Махаратхе родичей или приятелей, и с теми, кто собирал погороду новости и слухи. От них он узнал, что во всей Махаратхе насчитывалосьтолько десять Хозяев Кармы и обитали они во дворце на склоне холма,возвышавшегося над юго-восточной частью города. По расписанию посещали ониклиники или читальные залы Храмов, куда являлись за приговором горожане,обратившиеся за возрождением. Сама Палата Кармы представляла собой массивноечерное сооружение во дворе дворца, сюда вскоре после вынесения приговорапоступал перерождаемый, чтобы перенестись в свое новое тело. Пока еще было светло,Стрейк с двумя советниками успел сделать наброски дворцовых укреплений. Паравельмож из княжеской свиты была направлена через весь город пригласить напоздний ужин и пирушку Шана Ирабекского, престарелого правителя и отдаленногососеда, с которым трижды вступал Сиддхартха в кровопролитные пограничные стычкии иногда охотился на тигров. Шан прибыл в Махаратху со своими родственникамидожидаться, когда его назначат на прием к Хозяевам Кармы. Еще один человекпослан был на улицу Кузнецов, там он сговорился с мастерами, чтобы они удвоиликняжеский заказ и подготовили все еще до рассвета. Чтобы заручиться ихсогласием, прихватил он с собой изрядное количество денег.
Потом на двор к Хаукане прибыл в сопровождении шестерыхродственников Шан Ирабекский; хоть и принадлежали они к касте кузнецов, ноявились вооруженными, словно воины. Увидев, однако, сколь тихой обителью былпостоялый двор, и что никто из других гостей или посетителей не вооружен, ониотложили свое оружие и уселись во главе стола, рядом с князем.
Шан был человеком высокого роста, но сильно сутулился.Облачен он был в каштанового цвета одеяния и темный тюрбан, спускавшийся на егобольшие, словно молочно-белые гусеницы, брови. Снежно-белой была его густаяборода, когда он смеялся, можно было заметить черные пеньки зубов, а нижниевеки его покраснели и вспухли, словно устали и наболели после многих лет, напротяжении которых удерживали они за собой выпученные, налитые кровью глаза вих очевидных попытках вылезти из орбит. Он флегматично смеялся и стучал постолу, уже в шестой раз повторяя: «Слоны нонче вздорожали, а в грязи ни начерта не годны!» Фраза эта относилась к их беседе касательно лучшего временигода для ведения войны. Только полнейший новичок был бы настолько невоспитан,чтобы оскорбить посланца соседа в сезон дождей, решили они, и следовательно егоможно будет с тех пор называть нуво руа.
