— Я не пройду зондирование, — заметил Сэм, —даже если накоплю огромный молитвенный счет. Они отловят меня, как только делодойдет до грехов.
— Какого типа?
— Грехов, которых я еще не совершил, но которыеокажутся записанными в моем разуме, ибо я обдумываю их сейчас.
— Ты собираешься пойти наперекор богам?
— Да.
— Как?
— Еще не знаю. Начну, во всяком случае, снепосредственного общения. Кто у них главный?
— Одного не назовешь. Правит Тримурти — то есть Брахма,Вишну и Шива. Кто же из трех главный на данный момент, сказать не могу.Некоторые говорят — Брахма…
— А кто они — на самом деле? — спросил Сэм. Янпокачал головой:
— Поди знай. У всех у них другие тела, чем поколениеназад. И все пользуются именами богов.
Сэм встал.
— Я еще вернусь или же пришлю за тобой.
— Надеюсь… Глотнем еще?
Сэм покачал головой.
— Пойду, еще раз превращусь в Сиддхартху, разговеюсьпосле поста на постоялом дворе Хауканы и объявлю о своем намерении посетитьХрамы. Если наши друзья стали нынче богами, они должны сообщаться со своимижрецами. Сиддхартха отправляется молиться.
— За меня не надо, — сказал Ян, подливая себесамогона. — Не знаю, смогу ли я пережить гнев божий.
Сэм улыбнулся:
— Они не всемогущи.
— Смиренно надеюсь, что нет, — ответил тот, —но боюсь, что день этого уже не далек.
— Счастливого плавания, Ян.
— Скаал.
По пути в Храм Брахмы князь Сиддхартха ненадолго задержалсяна улице Кузнецов. Спустя полчаса он вышел из лавки в сопровождении Стрейка итрех своих вассалов. Улыбаясь, будто его посетило видение грядущего, он пересекМахаратху и наконец приблизился к высокому и просторному Храму Создателя.
Не обращая внимания на взгляды толпящихся у молитвомата, онподнялся по длинной, пологой лестнице; при входе в Храм его встретил верховныйжрец, которого он заранее известил о своем посещении.
Сиддхартха и его люди вступили в Храм, оставили при входесвое оружие и отвесили подобающие поклоны в направлении центрального святилища,прежде чем обратиться к жрецу.
Стрейк и его спутники отступили на почтительное расстояние,когда князь вложил тяжелый кошель в сложенные руки жреца и тихо промолвил:
— Я хотел бы поговорить с Богом.
Жрец, отвечая, внимательно изучал его лицо.
— Храм открыт для всех, Князь Сиддхартха, и всякийможет общаться здесь с Небесами сколько пожелает.
— Это не совсем то, что я имел в виду, — сказалСиддхартха. — Я подумал о чем-то более личном, чем жертвоприношение идолгие литания.
— Я не вполне осознаю…
— Но ты вполне осознал вес этого кошелька, не так ли?Он наполнен серебром. Второй, который я взял с собой, наполнен золотом — егоможно будет получить после. Я хочу воспользоваться местным телефоном.
— Теле?..
— Системой связи. Если бы ты, как и я, был одним из Первых,ты бы понял намек.
— Я не…
— Заверяю тебя, мой звонок не отразится неблагоприятнымобразом на твоем положении старосты этого Храма. Я разбираюсь в подобныхвопросах, а благоразумие мое всегда было притчей во языцех среди Первых. Вызовисам Опорную Базу и наведи справки, если это тебя успокоит. Я подожду здесь, вовнешних покоях. Скажи им, что Сэм хотел бы перемолвиться словечком с Тримурти.Они захотят переговорить.
— Я не знаю…
Сэм вытащил второй кошелек и взвесил его на ладони. Жрец, неотрывая от него взгляда, облизнул губы.
— Подожди здесь, — приказал он и, повернувшиськругом, вышел из комнаты.
Или, пятая нота гаммы, сорвавшись со струны арфы, разнесласьпо Саду Пурпурного Лотоса.
Брахма бездельничал на берегу искусственно подогреваемогопруда, где он купался вместе со своим гаремом. Прикрыв глаза, он возлежал,опираясь на локти и свесив ноги в воду.
На самом же деле он поглядывал из-под своих длинных ресницза дюжиной резвящихся в пруду девушек, надеясь, что одна-другая бросятвосхищенный взгляд на его темный, с рельефной мускулатурой торс. Черные накоричневом, усы его поблескивали, влага лишила их четких геометрическихочертаний; волосы черным крылом были отброшены назад. Он улыбался ослепительнойпод упавшим солнечным лучом улыбкой.
Но ни одна из них, похоже, не замечала всего этого, улыбкаего потускнела и пропала. Все их внимание было поглощено игрой в водное поло,которой они самозабвенно предавались.
Или, сигнальный колокольчик, зазвонил опять, когда легкоедуновение искусственного ветерка донесло до него запах садового жасмина. Онвздохнул. Ему так хотелось, чтобы они боготворили его — его могучее тело, еготщательно вылепленные черты лица. Боготворили его как мужчину, не как бога.
И тем не менее, хотя его особое, усовершенствованное тело иделало возможными подвиги, которые не под силу повторить ни одному смертномумужчине, все равно он чувствовал себя неловко в присутствии такой старой боевойлошадки, как Бог Шива, который, несмотря на свою приверженность нормальнымтелесным матрицам, казалось, сохранял для женщин гораздо большуюпривлекательность. Можно было подумать, что пол превозмогает биологию; и как быон ни старался подавить воспоминания и уничтожить этот фрагмент своего духа,Брахма, который родился женщиной, до сих пор каким-то образом женщиной иоставался. Ненавидя эту свою черту, он раз за разом выбирал для перерождениязамечательно мужественные мужские тела, но, поступая так, все равно чувствовалсвою недостаточность, словно клеймо его собственного пола была выжжено у негона челе. От этого ему хотелось топнуть ногой и состроить гримасу.
Он встал и направился к своему павильону — мимо низкорослыхдеревьев, чьи искореженные силуэты были полны какой-то гротесковой красоты,мимо шпалер, сотканных с утренней славой, прудов с голубыми кувшинками, нитейжемчуга, свешивающихся с колец, выделанных из белого золота, мимо светильниковв форме девушек, треножников, на которых курились пикантные благовония, мимовосьмирукой статуи синей богини, которая, если ее должным образом попросишь,играет на вине.
Брахма вошел в павильон и направился прямо к хрустальномуэкрану, вокруг которого обвился, зажав собственный хвост в зубах, бронзовыйнага. Он включил механизм обратной связи.
