— И Победоносным, «Бичом Демонов», — нараспевпродекламировал он. — Ну хорошо. Раз ты оделся не по своему богатству,значит, по обыкновению разнюхиваешь, что к чему?
Сэм кивнул:
— И наткнулся на многое, чего не понимаю.
— Ага, — вздохнул Ян. — Ага. С чего быначать? И как? А вот как, я расскажу тебе о себе… Слишком много дурной кармынакопил я, чтобы получить право на новомодный перенос.
— Что?
— Дурная карма, говорю. Старая религия — не толькоРелигия, это — показная, насаждаемая и до жути доказуемая религия. Но неочень-то громко про то думай. Лет этак двенадцать тому назад Совет утвердилобязательное психозондирование тех, кто домогается обновления. Это было как разпосле раскола между акселеристами и деикратами, когда Святая Коалиция выперлавсех молодых технарей и присвоила себе право зажимать их и дальше. Простейшимрешением оказалось, конечно, проблему просто изжить — со света. Храмовая оравастакнулась с телоторговцами, заказчику стали зондировать мозги и акселеристамотказывать в обновлении или… ну… ладно. Теперь акселеристов не так уж много. Ноэто было только начало. Божественная партия тут же смекнула, что здесь же лежити путь к власти. Сканировать мозг стало стандартной процедурой, предшествующейпереносу. Торговцы телами превратились в Хозяев Кармы и стали частью храмовойструктуры. Они вычитывают твою прошлую жизнь, взвешивают карму и определяют тужизнь, что тебе предстоит. Идеальный способ поддерживать кастовую систему икрепить контроль деикратов. Между прочим, большинство наших старых знакомцев посамый нимб в этом промысле.
— Мой бог! — воскликнул Сэм.
— Боги, — поправил Ян. — Их всегда считалибогами — еще бы, с их Обликами и Атрибутами; но они теперь сделали из этогонечто до крайности официальное. И любой, кому случилось быть одним из Первых,лучше бы, черт побери, заранее понял, к чему он стремится, к быстромуобожествлению или к костру, когда он в эти дни вступает в Палаты Кармы. А когдатебе на прием? — заключил он.
— Завтра, — ответил Сэм, — после полудня… Акак же ты бродишь тут, если у тебя нет ни нимба, ни пригоршни перунов?
— Потому что у меня нашлась пара друзей, и они навелименя на мысль, что лучше пожить еще — тихо-мирно, — чем идти под зонд.Всем сердцем воспринял я их мудрый совет, и вот, все еще способен починятьпаруса и подчас взбаламутить соседнюю забегаловку. Иначе, — он поднялмозолистую, искореженную руку и щелкнул пальцами, — если не подлиннаясмерть, то, может статься, тело, прошпигованное раком, или захватывающая жизньхолощеного водяного буйвола, или…
— Собаки? — перебил Сэм.
— Ну да, — подтвердил Ян.
И он разлил спиртное, нарушив этим и тишину, и пустоту двухстаканов.
— Спасибо.
— В пекло, — и он убрал бутылку.
— Да еще на пустой желудок… Ты сам его делаешь?
— Угу. Перегонный куб в соседней комнате.
— Поздравь, я догадался. Если у меня и была плохаякарма, теперь она вся растворилась.
— Чего-чего, а четкости и ясности в том, что такоеплохая карма, наши приятели боги не переваривают.
— А почему ты думаешь, что у тебя она есть?
— Я хотел поторговать здесь машинами среди нашихпотомков. Был за это бит на Совете. Публично покаялся и тешил себя надеждой,что они забудут. Но акселеризм нынче так далек, никогда ему не вернуться, покая не помер. Да, жалко. Хотелось бы вновь поднять паруса и — вперед, к чужомугоризонту. Или поднять корабль…
— А что, зонд настолько чувствителен, что может уловитьнечто столь неощутимое, как склонность к акселеризму?
— Зонд, — ответил Ян, — достаточночувствителен, чтобы сказать, что ты ел на завтрак одиннадцать лет и три дня томуназад и где ты порезался, когда брился сегодня утром, насвистывая гимн Андорры.
— Они же были только на экспериментальной стадии, когдамы покидали… дом, — сказал Сэм. — Те два, что мы захватили с собой,являлись лишь основой для трансляции мозговых волн. Когда же произошел прорыв?
— Послушай-ка, провинциальный родственничек, —начал Ян. — Не припоминаешь ли ты такого сопляка, черт знает чье отродье,из третьего поколения, по имени Яма? Молокосос, который все наращивал инаращивал мощность генераторов, пока в один прекрасный день там у него нешарахнуло; он тогда схлопотал такие ожоги, что пришлось ему влезать во второесвое — пятидесятилетнее — тело, когда ему самому едва стукнуло шестнадцать?Парнишка, который жить не мог без оружия? Тот самый, что анестезировал поштучке всего, что шевелится, чтобы его проанато-мировать, так упиваясь при этомсвоими изысканиями, что мы в шутку трепались, что он обожествляет смерть?
— Да, я его помню. Он еще жив?
— Если тебе угодно так это называть. Он теперь и всамом деле бог смерти — и уже не по кличке, а по титулу, важная шишка. Онусовершенствовал зонд около сорока лет назад, но деикраты до поры до временискрывали это. Я слышал, он выдумал и кое-какие другие сокровища, способныеисполнить волю богов… ну, к примеру, механическую кобру, которая можетзарегистрировать показания энцефалограммы с расстояния в милю, когда онаприподнимется и распустит веером свой капюшон. Ей ничего не стоит выискать вцелой толпе одного-единственного человека, какое бы тело он при этом ни носил.И нет никаких противоядий против ее укуса. Четыре секунды, не больше… Или жеогненосный жезл, который, как говорят, искорежил поверхность всех трех лун,пока Бог Агни стоял на берегу у моря и им размахивал. А сейчас, как я понимаю,он проектирует что-то вроде реактивного левиафана-колесницы для Великого Шивы…вот такие штучки-дрючки.
— Мда, — сказал Сэм.
— Пойдешь на зондаж? — спросил Ян.
— Боюсь, что нет, — ответил Сэм. — Послушай,сегодня утром я видел машину, которую, помоему, лучше всего назватьмолитвоматом, — это что, обычное явление?
— Да, — подтвердил Ян. — Они появились двагода тому назад — идея, осенившая однажды ночью юного Леонардо за стаканчикомсомы. Нынче, когда в моде карма, эти штуковины гораздо удобнее сборщиковналогов. Когда господин горожанин является накануне своего шестидесятилетия вклинику бога выбранной им церкви, наряду с перечнем его грехов учитывается, какговорят, и реестр накопленных молитв и уже на основе их баланса решается, вкакую касту он попадет, — а также возраст, пол, физические кондиции новогоего тела. Изящно. Точно.
