Красный диск солнца в небе собирался пересечь Мост Богов.Князь шел по проснувшемуся городу, пробираясь между прилавками с товарами,демонстрирующими мастерство и сноровку мелких ремесленников. Разносчики мазей ипорошков, духов и масел сновали вокруг. Цветочницы махали прохожим венками ибукетами; виноторговцы, не произнося ни слова, заполнили со своими мехами рядызатемненных скамей, они дожидались, когда к ним по заведенному обычаю заглянутзавсегдатаи. Утро пропахло готовящейся пищей, мускусом, испражнениями, маслами,благовониями, все эти запахи смешались в единое целое и, освободившись, плылинад улицей как невидимое облако.
Поскольку сам князь был одет как нищий, ему показалосьвполне уместным остановиться и заговорить с горбуном, сидевшим перед чашей длямилостыни.
— Поклон тебе, брат, — сказал он. — Я забрелдалеко от своего квартала. Не можешь ли ты мне сказать, как добраться до улицыТкачей?
Горбун кивнул и выразительно встряхнул свою чашу.
Из мошны, спрятанной под рваной хламидой, князь извлекмелкую монету и бросил в чашу горбуна; монета тут же исчезла.
— Вот туда, — горбун качнул головой в нужномнаправлении. — Пойдешь прямо, по третьей улице свернешь налево. Пройдешьеще два перекрестка и окажешься у Фонтанного Кольца перед Храмом Варуны. В этомКольце улица Ткачей помечена знаком Шила.
Он кивнул горбуну, похлопал его по уродливому наросту иотправился дальше.
Добравшись до Фонтанного Кольца, князь остановился.Несколько десятков людей стояло в очереди перед Храмом Варуны, самогонеумолимого и величественного среди богов. Люди эти не собирались вступать вХрам, а ожидали своей очереди для участия в чем-то. Он услышал звон монет иподошел поближе.
Они стояли в очереди к сверкающей металломмашине.
Вот очередной страждущий опустил монету в рот стальноготигра. Машина замурлыкала. Человек нажал несколько кнопок, изображавших собойживотных и демонов. По телам двух нагов, двух святых змеев, переплетавшихся надпрозрачной панелью машины, пробежала вспышка света.
Князь придвинулся вплотную.
Человек нажал на рычаг, напоминавший торчащий из боковойстенки машины рыбий хвост.
Священный голубой свет заполнил всю внутренность машины;змеи пульсировали красным, и тут, под зазвучавшую вдруг нежную мелодиюпоявилось молитвенное колесо и принялось бешено вращаться.
На лице у человека было написано блаженство. Через несколькоминут машина отключилась. Он опустил еще одну монету и снова дернул за рычаг,чем заставил кое-кого из стоявших в конце очереди громко заворчать, рассуждая,что это уже седьмая монета, что день выдался душным, что в очереди за молитвамион не один и почему бы, если ты хочешь совершить такое щедрое пожертвование, непойти прямо к жрецам? Кто-то бросил, что человеку этому надо, должно быть,искупить слишком много грехов. И все со смехом принялись обсуждать возможныйхарактер этих грехов.
Заметив, что в очереди были и нищие, князь пристроился в еехвост.
Пока подходила его очередь, он обратил внимание, что еслиодни проходили перед машиной, нажимая кнопки, другие просто опускали гладкийметаллический диск во вторую тигриную пасть, расположенную с обратной стороныкорпуса. Когда машина останавливалась, диск падал в чашу и хозяин забирал егообратно. Князь решил рискнуть и пуститься в расспросы.
Он обратился к стоящему перед ним человеку
— Почему это, — спросил он, — у некоторыхсвои собственные жетоны?
— Да потому, что они зарегистрировались, — ответилтот не оборачиваясь.
— В Храме?
— Да.
— Может быть, было бы лучше, — сказал он, —если бы ты молился по-старому и отдавал пожертвования прямо в руки жрецов. А томожешь зарегистрироваться и получить свой собственный жетон.
— Понятно, — сказал князь. — Да, ты прав.Надо обдумать все это. Спасибо.
Он вышел из очереди, обогнул Фонтан и, обнаружив место, гдена столбе висел знак Шила, отправился по улице Ткачей.
Трижды спрашивал он о Янагге-парусиннике, в третий раз — унизенькой женщины с могучими руками и усиками над верхней губой. Женщинасидела, скрестив ноги, и плела коврик под низкой стрехой того, что когда-то,должно быть, было конюшней — и до сих пор продолжало ею пахнуть.
Она пробурчала ему, куда идти, окинув взглядом с ног доголовы и с головы до ног, взглядом странно прекрасных бархатисто-карих глаз.Князь прошел извилистой аллеей, спустился по наружной лестнице, лепившейся кстене пятиэтажного строения, оказался у двери, через которую попал в коридор напервом этаже. Внутри было темно и сыро.
Он постучал в третью слева дверь, и почти сразу ему открыли.
Открывший дверь мужчина уставился на него.
— Ну?
— Можно войти? У меня кое-что важное… Человек чутьпоколебался, резко кивнул и отступил в сторону.
Князь вошел следом. Большое полотнище холста было расстеленона полу перед стулом, на который вновь уселся хозяин, указав своему гостю надругой из двух находившихся в комнате стульев.
Это был невысокий, но очень широкоплечий человек сбелоснежными волосами и начинающейся катарактой обеих глаз. Руки его быликоричневыми и жесткими, с узловатыми суставами пальцев,
— Ну? — повторил он.
— Ян Ольвегг, — послышалось в ответ.
Глаза его слегка расширились, затем превратились в щелки. Онвзвешивал в руке большущие ножницы.
— «Опять в краю моем цветет медвяный вереск», —произнес князь.
Хозяин застыл, потом вдруг улыбнулся.
— «А меда мы не пьем!» — сказал он, швыряя ножницы насвою работу. — Сколько же лет минуло, Сэм?
— Я потерял счет годам.
— Я тоже. Но должно быть прошло лет сорок… сорокпять? — с тех пор, как я тебя видел в последний раз. И мед, и эль, бьюсьоб заклад, прорвали к черту все плотины?
Сэм кивнул:
— Даже и не знаю, с чего начать, — сказал емустарик.
— Начни с того, почему вдруг «Янагга»?
— А почему бы и нет? Звучит честно, и для работягивполне годится. Ну а ты сам? Все еще балуешься княжением?
— Я все еще я, — сказал Сэм, — и меня все ещезовут Сиддхартхой, когда спешат на мой зов.
Его собеседник хихикнул.
