Вон тот, у котлов который. Он завсегда хорошо варит, из «топора», как говорится. Раньше у барев поваром служил.
Круглов не спеша поел, опустил ложку в котелок и принялся за кипяток, слабо напоминавший чай, поданный в обжигающей кружке вместе с сухарем.
– Как же ты, Васька, здесь оказался, в чекистах? – поинтересовался он, дуя на кружку.
Пыреев присел рядом.
– Так вот и стал. – Он подбросил в костер хвороста. – Как ты ушел на фронт в пятнадцатом годе, так вскорости и меня на германскую забрали. Там земляка нашего и встретил – дядьку Воротилу. Помнишь такого?
– Как же, помню бунтаря.
– Погиб недавно. Здесь, в городе…
– Жаль… не знал. – Круглов опустил кружку.
– Полтора года назад, в начале восемнадцатого, послали его по партейной линии сюда, в Чека. Здесь и убили бандиты. Хоронили его вот они. – Василий показал глазами на бойцов. – А я, значит, в конце восемнадцатого домой подался. Пока доехал – мобилизацию объявили, Колчака бить. И вдруг – Петр Петрович! Во второй раз, получается, встретил его. Он и забрал к себе. Рекомендовал, выходит, перед самой своей погибели…
Они помолчали. Круглов закурил.
– Дома-то был? – спросил он, затягиваясь.
– Был разок, удалось.
– Я вот ни разу. Уж четыре года будет. Как там мои?
– Не знаю. Полгода прошло. А тогда тяжело жилось матери твоей. Думаю, и сейчас не слаще. Как твой средний брат Иван в тайге сгинул, сдала Марфа Петровна. Не узнаешь ее… Ты хоть про Ивана-то знал?
– Знал, – глухо ответил Круглов и едва слышно, словно самого себя, спросил: – На что живут?
– На что? Колька теперь за кормильца – младшой ваш. Пристроился к Чалому, по дому его батрачит – так и живут…
– К Чалому! – вырвалось из груди Григория. – К бандиту этому!
– А чего удивляешься? – пожал плечами Пыреев. – Голод не тетка! Все на него работают. Он по пушнине у нас один хозяин, сам знаешь. В такое время попасть к нему на хозяйство – считай, повезло…
Василий тоскливо взглянул на Круглова:
– Мой-то брательник единоутробный – Евдоким, говорят, тоже у него в холуях теперь. Чуть ли не пятки Чалому лижет… Хочу вот повстречать, спросить по-братски, в глаза посмотреть…
Пыреев смолк. Молча, не мигая, глядел на костер и Григорий. Молчали и окружавшие их бойцы, видимо, также от нахлынувших воспоминаний…
Василий качнулся:
– А ты как же, Григорий Михайлович? Сказывают – командир эскадрона?
– Командир, матросы-папиросы, – согласился Круглов.
– В пехотной дивизии?
– В пехотной. Воевал – сам знаешь: где прореха – там завсегда мы, дивизионная кавалерия… Где жарко, одним словом…
– Это понятно… – протянул Пыреев и оглядел прислушивающихся к разговору чекистов. – Ты лучше вот что скажи: одолеем мы Колчака али нет?
Стало совсем тихо. Слышно было лишь потрескивание костра. Круглов огляделся и только сейчас заметил, что со всех сторон на него глядят лица затаивших дыхание бойцов. Он прокашлялся и сказал громко, чтобы слышно было всем:
– Одолеем черта, не сомневайтесь! Бьем эту сволочь – одни портки сверкают, матросы-папиросы! Через месяц-другой – сотрем адмирала в порошок, вот мой сказ!
У костра одобрительно зашумели:
– Так его в дышло!
Круглов подождал.
– Здесь, в тайге, и мы Колчака добивать будем! Спаймаем Дункеля, разыщем золотой груз – честь и хвала каждому из нас! Это и будет наш вклад!
Комэск вновь провел взглядом по лицам:
– Так достанем беляка, товарищи чекисты?
Вокруг загалдели:
– Достанем, товарищ командир!
– Смерть ему, беляку!
Круглов заулыбался:
– А коли так – завтра надо быть в Глуховке!
* * *
К пяти часам вечера следующего дня небольшой отряд, поднявшись на вершину крутого холма, вышел наконец из лесу. Внизу, далеко у подножия, вытянувшись неровными полосками вдоль крутого берега величавой реки, показались ряды покосившихся изб. Окруженные со всех сторон водой и лесом, они казались серыми мазками живописца, искусно нанесенными им на огромном полотне таежной природы – столь живописной, знакомой и близкой сердцу показалась открывшаяся взору картина. Круглов остановил коня, стянув с головы фуражку, обтер лицо и, прищурясь, посмотрел на скупое осеннее солнце.
– Глуховка… – негромко произнес он.
Павел покосился на командира:
– Стосковался?
– А то как же… – Круглов вздохнул. – Четыре года минуло…
Григорий резко развернул лошадь и обратился к ожидавшим команды чекистам:
– Внизу, хлопцы, Глуховка! Невелика деревенька, да только по сведениям ее председателя, именно здесь в последний раз и видели отряд Дункеля! – Круглов понизил голос. – Дядьку Остапова знаю хорошо. Крестный мой. Человек проверенный. Охотник добрый и товарищ надежный – не один год отец мой промышлял с ним в тайге… Так что верить ему можно! А по словам его, у Дункеля человек десять. Но вот в деревне ли он или ушел – того мы знать не можем. Посему поступим так: я с одним из вас спущусь вниз и выясню, что да как. Если беляков нет – дадим сигнал. Ежели там – будем ждать Прокопенко, и ночью возьмем их у местного мародера Чалого – у него бандиты, кажись, и постуют. Все понятно?
– Не все, – буркнул Калюжный. – Не здорово, Григорий Михайлович, что командир сам пойдет… Случись что – отряд без головы останется! Да и не сдали бы нас твои земляки… Тогда и Прокопенко ждать будет некогда – уйдет Дункель.
– Вот потому и надо идти мне, – отрезал Круглов. – Я для них свой, местный, – и расскажут все без опаски, да и сдавать своего никто не станет. Так что давай мне человека – и кончим разговор!
Павел минуту погарцевал на вдруг забеспокоившейся лошади и громко выкрикнул:
– Васильев, с командиром!
Круглов глянул на зардевшегося парня, одобрительно кивнул, повернул коня и, тронув шпорами потное брюхо, стал спускаться вниз.
Издалека деревня казалась вымершей – ни людей, ни домашней скотины, ни единого звука. Даже воздух замер, будто в ожидании внезапного ненастья. Но, приблизившись, у крайней избы они разглядели фигурки мальчишек, сначала сбившихся в беспокойную стайку, а затем вдруг попрятавшихся за придорожные кусты и плетни близлежащих изб. Круглов с чекистом подъехали к первой из них и остановились. В окне нервно дернулась занавеска.
– Пугливы, однако, черти! – негромко произнес Круглов.
– Не признали, кажись, – настороженно оглядываясь, ответил Васильев.
– Признают, матросы-папиросы…
Из-за плетня высунулась драная шапка.
– Ей, малец, уж не твоя ли это изба? Не Феофановых ли будешь? – позвал Круглов.
Под шапкой выросло изумленное лицо двенадцатилетнего мальчишки:
– Феофановых… Почем знаешь?
– А я все знаю. К примеру, что ты есть Петька, а дружишь с Колькой Кругловым. Так?
Глаза пацана полезли на лоб:
– Так… дружки мы с ним…
– А я брат его старшой – Григорий. Не признал?
– Не-е… – замотал головой мальчишка. Потом прищурился и, словно
