Он в незнакомой комнате. Свет тусклый. Как будто вечер или самое раннее утро. Он лежит на кровати, глядя на потолок, очень высокий. Там что-то есть, какой-то светильник. Maggio, frutti e fiori. Giugno, vado al mare… Голова у него тяжелая, туманная. Ottobre, con la nebbia. Он не знает, где он. Откуда-то из-за двери слышит чьи-то шаги, голоса. В двери матовое стекло, и за ним иногда проплывают силуэты, неясные формы, оживляющие на секунду матовую поверхность стекла. Amemus eterna et non peritura.
Глава 5
Солнце ярко освещает комнату. Рядом сидит Джоанна.
– Привет, Тони, – говорит она.
– Привет, – откликается он.
– Ты не знаешь, где находишься? – догадывается она.
Она выглядит уставшей, думает он. И говорит:
– Нет. Где я?
– Ты в больнице, в Равенне.
– Разве ты не должна быть в Нью-Йорке? – спрашивает он.
– Да, должна.
Она сидит на стуле у кровати.
– И мне придется уехать через пару дней, – говорит она.
– Ясно, – произносит он, ощущая слабость, и, собравшись с силами, спрашивает: – Как я сюда попал?
– Ты ничего не помнишь?
Он пытается вспомнить.
– Я был в аббатстве в Помпозе. Так ведь?
– Произошла авария, – говорит она. – «Пассат» вдребезги.
– Какая авария?
– Кажется, они считают, – говорит она, – что ты выезжал с боковой дороги и пытался повернуть налево, а там ехал грузовик, кто-то обгонял его, и ты не видел их, пока не стало слишком поздно.
Повисает долгая пауза.
– Я ничего такого не помню, – признается он.
– Ну, тебя выбросило в поле, видимо. И если бы не подушки безопасности, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. У тебя сотрясение мозга, так сказал врач.
– Сотрясение?
– Да. Думаю, тебе хотят завтра сделать томографию, чтобы быть уверенными, что больше там ничего нет.
Он чувствует легкую дурноту. И снова опускает голову на подушку – до этого он полусидел, разговаривая с ней.
– Машина на мое имя, – говорит она. – Так меня и нашли.
Он смотрит на лампочку на потолке. Его взгляд следует за проводом, тянущимся по потолку к стене над дверью, а дальше по верху стены к отверстию в одной из других стен. Чувствует он себя странно.
– Я принесла тебе кое-чего, – говорит она. – Пижаму и так далее.
– Хорошо. Как ты? – спрашивает он рассеянно.
Вопрос звучит странно. Она отвечает не сразу.
– Отлично. – А потом добавляет, как бы почувствовав, что одного слова недостаточно: – Ты же знаешь, как я себя чувствую в это время года.
Он пытается припомнить, какое сейчас время года.
Джоанну как будто что-то нервирует, и она поворачивает голову, хотя в этой комнате, в этой блеклой маленькой больничной палате, не на что смотреть.
Ситуация какая-то неловкая. За все двадцать лет, если не больше, совместной жизни с ними еще не случалось чего-то подобного. Все это время каждый из них был занят, по большому счету, собственной персоной. И они редко обращались друг к другу за помощью, а если и обращались, это было чисто деловое сотрудничество – точно партнеры по бизнесу, связанные общим делом – долгами, профессиональными услугами. Совсем не так, как сейчас.
Тони кажется беспомощным и вялым от лекарств, когда лежит в постели, в больничной толстовке с номером, вышитым на рукаве.
– Я вылетела вчера вечером, – говорит она, снова переводя взгляд на него с неправдоподобно низкой раковины. – Рейсом «Райанэйр». Из Станстеда.
