врали, что ты вернулся, — сказал он Гундольфу. — Здесь-то что делаешь?
И тут же пояснил поспешно, отчего интересуется:
— К источнику твой друг приходил. Они почти уверены были, тебя на свете больше нет. Ты им весточку ещё не подал?
— Друг, говоришь? — переспросил Гундольф. — Это который?
— Чернявый, глядит этак с прищуром. Имя я позабыл.
— Джозеф?
— Точно.
— Ага, спасибо за новость, — кивнул Гундольф. — Я к нему загляну.
И собрался прикрыть дверь, только Симен не дал.
— Я войду, — то ли спросил, то ли сказал он и тут же двинулся плечом вперёд, втекая за порог.
Не выталкивать же силой! Гундольф отступил на шаг, уступая дорогу, и его бывший напарник тут же оказался в комнате весь и запер за собой.
— От двери отойдём, — зашептал он. — Слушать будут.
Отходить было почти и некуда. Пришлось переставлять вёдра в угол, одно в другое, и с грохотом оттаскивать полный воды таз. Кори сидела на краю постели, подтянув колени к груди, и помогать не рвалась. Симен встал у окна, опершись на узкий подоконник, и пригляделся к ней.
— А я ведь тебя тоже знаю, — заявил он. — Видал пару раз. Это ведь ты приходил по ночам за товарами?
Кори не спешила отвечать, даже головы не подняла, и по одному виду её напряжённой спины можно было сказать: вопрос ей не по душе. Гундольф припомнил, что там говорили о парне, который возил телегу до него. Неужели то была Кори? Тяжёлая работа, не женская совсем. Глупая девочка, она-то как во всё это влезла? С её рукой таскать такие грузы!..
— Ну, я, — процедила наконец Кори сквозь зубы. — И что с того?
— Да так, — сказал бородач, обернулся к Гундольфу и продолжил, понижая голос:
— Ты же вернулся в город с этими…
Лицо его дёрнулось.
— Ну, с теми, кто… — ещё раз попытался бородач, подняв руку и пошевелив пальцами.
— С калеками?
— Точно. С ними, да? Это правда, что там все наши со Свалки?
Гундольф пожал плечами.
— Все, не все — не знаю я. И откуда они, тоже не спрашивал. Но по разговорам понял, многие знают Раздолье, жили здесь прежде.
— И женщины там были?
— Ну, вроде парочку заметил. Чего спрашиваешь-то?
— Да так. Они тебе какими показались?
— Не понял вопроса, — честно признался Гундольф.
— Чего хотят, зачем пришли? Собираются работать, как раньше, или мстить за Свалку?
— Им и даром не нужен этот город, — раздался мрачный голос Кори. — И не думаю, что скучали по работе. Они хорошо жили, так хорошо, как только можно в этих землях. Ни тяжкого труда, ни графиков. Почти как семья. Может, кто и держал обиду, но сами не стали бы возвращаться, даже ради мести.
Бородач скрестил руки на груди, глядя на неё сверху вниз.
— Думаешь, хорошо их знаешь? — угрюмо спросил он. — Вы вот, должно быть, ещё не слышали, а на семейной улице убили двоих, женщину и мужчину. Тот, с которым она прежде жила, угодил на Свалку, а сейчас вернулся. Видно, не рад был тому, что нашёл. А сколько ещё таких семей в Раздолье, что дальше?
— Кого убили? — нахмурила брови Кори.
Она всё так же сидела, обхватив колени руками, и эта поза не вязалась с напряжённым тоном.
— Магда, Рик, знаешь таких? В садах работали, он на поливе, она кашеварила. Не только для садов, она и к источнику обеды возила. Ты, Отто, мог её видеть.
Гундольф припомнил угрюмую женщину с тележкой, которую встречал однажды. Он тогда и лица не разглядел, так устал. То был его первый день в Раздолье.
— Тот, с кем она прежде жила, тоже в садах трудился. Дурная с ним история вышла — траву косил, машина прямо в руках сломалась, лицо изрезало, грудь. Самое страшное, руку потерял.
Симен пояснял, видно, больше для Гундольфа. Говорил, обернувшись к нему.
— И что скверно, Бруно жаловался, что механизм барахлит. Просил, чтобы починили или дали косу, а ему отказывали. Вручную, мол, долго возиться, с заводной машиной больше дел успеет. Мастера, опять же, обещали прислать, когда с травой закончит. Тянули, ну и дотянули. А куда ему было деваться, бедняге? Все мы делаем, что скажут.
Сжав губы, Симен покачал головой.
— Жаль его, конечно, но и оправдывать Бруно я не собираюсь. Магда-то в чём виновата? Я вот, как узнал — люди бежали мимо, галдели, спросил — оставил работу и сюда. Те к госпоже Первой во дворец, чтобы рассудила, а я думал ребят собрать, но услышал, ты тут. Ты, пожалуй, в этом деле полезнее будешь. Мне бы с этими…
Он замялся, опять поднял руку, согнул пальцы.
— Ну, ты понял. С ними бы потолковать, да так, чтобы ссоры не вышло. Нашим тут я ещё ничего не сказал. Так знаешь ты, где найти, ну… этих, которые…
— Да скажи прямо — обрубков, уродов, — подала голос Кори. — Отбросов. Что, слово на язык не идёт?
Но бородач внезапно рассердился. Рукой взмахнул, повернулся резко, задев локтем зазвеневшее стекло.
— Не смей их так называть, слышишь, ты? Сопляк, ты даже не понимаешь, каково это! Они… не заслуживают они таких слов — а других у нас для них и нет.
— Угу, — кивнула Кори, не размыкая губ. И добавила:
— Посмотрим, что ты запоёшь, когда приглядишься ближе. Так кто, говоришь, у тебя угодил на Свалку?
— Я ничего тебе не говорил, — мрачно ответил Симен. — Просто хочу, чтобы больше никто не пострадал. Так где их найти, знаете?
— Вечером условились в доме одном встретиться, — ответил Гундольф. — Загляну к своим, а потом туда. Хочешь, с нами иди — не знаю только, будет кто тебя слушать или нет.
— Пойду, — кивнул бородач. — Хоть попробую. Идём, чего сидеть?
Они спустились вдвоём, прихватив пустые вёдра — Кори попросила ненадолго оставить её одну. Внизу за столом скулил Бамбер, прижимая к глазу мокрую тряпицу. Подле стояли трое, слушали жалобы учётчика, но по лицам не сказать, чтоб очень уж сочувствовали.
— Вот, поглядите, — вытянул Бамбер толстый палец. — Идут, голубчики. Работу бросили, у источника никого! Вы думаете, с рук сойдёт? Всё доложу госпоже!
— У Раздолья теперь есть беды страшнее, чем источник, — прервал его Гундольф. — Тащи припасы, да побольше.
— Припасы! — взвизгнул толстяк, роняя руку с тряпкой на стол. Под глазом наливался уже синяк. — Кому это — припасы? Руки распускают, воду переводят без счёта, на работу плюют, а я им ещё должен?..
— Да откуда припасы-то? — обратился один из тех, что стояли у стола, к своему соседу. — Ужин ведь был, кто не успел, тот не успел.
Он говорил
