собрав последние силы, взобрались на пригорок и как подкошенные свалились к нарте. Еще несколько минут бока их резко поднимались, и большие умные глаза остеклянели.
Яков еле-еле узнал в жестоком наезднике шамана. Много лет его не видел Яков. Много лет не бывал на Празднике медведя Яков, не бывал и в ильин день, когда пригоняют с гор всех оленей и устраивают пиршество. Он знал, что шаман не любит его. Так зачем же теперь приехал к нему шаман?
«Где твой Алешка?» — зло спросил он.
Яков знал, что Алешка ушел в ту сторону, где садится солнце. Ушел на лыжах, когда было много снега. Ушел не один, ушел с хорошей думой к руме Ленину. Ушел спросить его, почему так плохо живут люди манси? Почему каждую весну злой шайтан отбирает вместе со льдом матерей, братьев, сестер? Отчего гибнут целые стада оленей?
Яков молчал, а шаман, не дождавшись его ответа, кричал: «Это ты научил своего Алешку? Он заходил в каждую юрту и говорил про Ленина. Больше Алешка твой не придет! Я послал за ним всех своих шайтанов, они догнали его! Вот, на!» — и Васька-шаман бросил Якову в лицо пояс, на котором была табакерка Алешки. Понял Яков, что не дошел Алешка до Ленина, что ждать ему больше некого. Но не заплакал Яков, не стал просить у шамана помощи.
Шаман в ярости кричал:
«Я пошлю на тебя проклятие! Ты хочешь зла своему народу! Ты забыл наказ наших отцов? Ты забыл, как Прокопка ходил к царю? Как пришли в наши юрты жадные купцы? Как стали они обманывать манси? Худой дух сидит в тебе! На огне тебя сжечь надо! Алешка твой тоже пустил худой слух по юртам!»
Шаман еще долго кричал, говорил Якову обидное, грозил. Плюнув с досады, оставив все, шаман ушел. Куда? Ждали ли его еще где олени? Или долгие версты пешком прошел, только Яков его больше не видел.
Что оставалось делать Якову? Долго думал старик. Ночами не спал и решил сам идти к руме Ленину.
Закрыл свою юрту, припер дверь палкой, взял с собой всех собак, чтобы было веселее в пути, и пошел к горам.
Очень долго шел Яков, и нярки сносились, лузан порвался, а Яков все идет и идет.
Вдруг он увидел огни большие, от которых было светло, как от больших костров, а кругом все гремело, как гром. Он увидел много людей. Все с любопытством смотрели на Якова, но стоило ему только сказать одно слово — Ленин, как все уступали ему дорогу, все ласково провожали его взглядами, видя, что идет человек издалека и по делу.
Подошел Яков к большому, как гора, дому, видит, стоит человек с ружьем. Сказал Яков, что ему надо, — пропустили его. И вот встретил Яков Ленина — умного доброго человека, о котором знают все люди на земле, и манси тоже. «Паче! Паче! Рума емас!» — говорил Яков. Ленин тоже говорил ему, улыбаясь: «Паче! Паче!»
Рассказал все Ленину Яков о шамане, обо всем, о чем думал. Помочь просил Ленина маленькому народу.
Долго слушал Ленин Якова, слушал да в книжку себе записывал, а на прощание обещал ему сделать все, что можно. Поклонился Яков низко Ленину и пошел. Хорошо на душе у Якова! Ленина видел! Все рассказал. Хотели Якова на железном олене до юрты довести, да нет, снова пошел пешком Яков. Долго шел, а пока пришел до знакомых мест, с трудом узнал их.
Слово Ленина раньше Якова прилетело в мансийские юрты. Лучшие охотничьи угодья отдали всем, а шамана прогнали вон из тайги. И не стал уносить лед с собой людей — всех исцелили люди в белых халатах, которых тоже Ленин послал. Обидно только Якову — не дожили сыновья его до радостных дней. Да, радостно старому охотнику, что счастье для всех в юрты пришло. И часто вспоминал старый манси, как Ленин тепло говорил ему: «Паче! Паче, рума!» — «Здравствуй, друг!»
Оленья долина
Вскоре после того как охотник Илья прогнал шамана с Молебного камня, у одной из шамановых жен родилась дочь. Как правило, шаман нарекал каждому из своих новорожденных детей по два оленя, и пока подрастет ребенок, для него готово приданое — целое стадо оленей. А этой счастливице Софье, замаливая грехи свои, шаман подарил сразу пять пар. Пометили всех оленей Софьи, подрезали каждому олененочку правое ухо, и олени, нареченные ей, размножались на славу.
Дивится старый шаман, проезжая мимо долины, где пасутся олени Софьи. «Много оленей! Глаз всех оленей не видит!» — говорит он.
И вправду. Олени были как на подбор: красивые, выгулявшиеся за лето, так и блестела их шерсть на солнце.
Как только стала подрастать Софья, часто стала ездить с отцом в долину, и олени, полюбившие ее, не давали ей хода. Она гладила их умные морды, кормила из своих рук. Вскоре олени так привыкли к Софье, что, услышав еще издали ее голос, начинали мычать, беспокойно бегая по долине.
«Богатая невеста! Не найти такой в тайге!» — думал шаман, любуясь Софьей, которая с каждым днем становилась краше.
«Отдам ее в жены только за того, кто может сравняться с нею в богатстве».
А время летит, как птица, и каждой ягоде время свое. Выросла и стала невестой Софья… Многие охотники заглядывались на нее, многие любовались ею, но каждый боялся начать с шаманом разговор о женитьбе, зная жадность его.
Как-то раз Софья была в долине, где паслись олени. Вдруг слышит: олени забеспокоились, заводили из стороны в сторону ушами, и не успела она оглянуться, как все стадо бросилось в разные стороны в горы. Софья не знала, что делать. Огромный волк вот-вот готов был схватить красавца оленя.
Но вдруг выстрел! Волк, высоко подпрыгнув, оскалив зубы и рыча, грохнулся и покатился вниз по горе. Такая же участь ждала и остальных волков.
«Кто этот храбрец? — громко крикнула Софья. — Бери моих лучших оленей!» Из-за большого камня будто вырос молодой охотник.
«Спасибо тебе, охотник!» — сказала Софья. Охотник молчал. «Мало? — тихо спросила Софья. — Бери сколько хочешь!»
Но охотник только посмотрел на нее и пошел дальше.
«Зачем уходит охотник? Зачем охотник обидел Софью?»
«Нет, Софья, мне не надо твоих оленей! Люблю я их очень. От любого зверя защищу всегда. А твоих оленей
