Не боишься, что раскроют?
Шёл бы он со своими вопросами. Кори так ему и сказала.
— Не ходишь, значит, — заключил Гундольф. — А как тогда управляешься?
— Ведро воды, таз, тряпка, — процедила Кори сквозь зубы. — Тебе такое объяснять нужно?
— Да я потому спросил, что знать хочу, как тут обойтись без жетонов. Мне-то их не давали пока.
Кори добавила, немного смягчившись:
— Я у ребят с источника меняю свои жетоны на два ведра воды. Знать только нужно, к кому подойти. Для меня невыгодно, и они пальцем у виска крутят, но не отказываются. Меняют потом эти жетоны среди своих, им хорошо. А у меня выбора нет. Хочешь, поищу тебе дома жетон, если остался. Только не каждый день везёт помыться — если очередь большая, придёшь назавтра.
— Так я уж лучше выберу два ведра воды сразу, — сказал её спутник и почесал в затылке. — Вспомнить бы только, где моя улица, а то я Раздолье пока не так хорошо знаю.
— Догадываюсь, где. Раз у источника поставили, значит, вместо Алтмана. И комнату Алтмана отдали. Идём, недалеко осталось.
Бамбер затрясся даже, увидев, кто пришёл.
Он был неспокоен и так — не сидел, прохаживался у стола. Ещё бы: в Раздолье невесть что творилось, и к нему не пришли в условный час.
— А-а вы живы разве? — вскрикнул учётчик, метнувшись за стол. — В-вот так встреча!
— Кто же это говорил тебе, что мы не живы? — спросила Кори, подходя.
— Люди господина Второго! Так если живы, по какому делу? Товар принесли? — выпалил Бамбер со страхом и надеждой.
— Наоборот, кое-что возьмём, — хмуро произнёс Гундольф, заходя с другой стороны. — И первым делом давай сюда таз и два ведра воды. Нет, четыре.
Учётчик дёрнулся.
— Это ещё зачем? — непонимающе спросил он.
— Затем, что ты мне должен. И смену одежды, и новые ботинки, которые ты там в книгу вписывал. И ещё золу, тряпицу и полотенце, всё давай сюда.
— Что я там вписывал! — визгливо начал Бамбер, но умолк, когда Гундольф ударил ладонью по крышке стола. Тогда попробовал иначе:
— Ну, вписывал, и что? Ты не работал столько, чтобы всё это получить!
— Слушай, ты, жирный клоп, — процедил Гундольф, склоняясь к лицу учётчика и заставляя того отступить, — ты втравил меня в дело, что дурно пахнет, много обещал, а я едва жизнью не заплатил. С трудом сдерживаюсь, чтобы не придушить тебя. Так захлопни рот и тащи проклятую воду!
Учётчик тут же сделался покладистым. Оказалось, он умел быстро шевелиться, несмотря на вес. И воду сам тащил наверх, даже два раза ходил. Гундольф волок таз, а Кори позволил взять только вещи.
В комнате стало неловко.
— За дверью подождать могу, — предложила Кори, уставившись в стену, хотя Гундольф ещё даже рубаху не снял.
Этого, правда, не хотелось, коридор был не пуст. Там стояли, сидели на подоконниках, болтали — свободный день, и людям было что обсудить. Кто-то выглянул и на шум, теперь наверняка трепали языками. Ещё бы, Бамбера заставили бегать с вёдрами! Выйди — пристанут. Кори в этом городе всегда старалась держаться дальше и от людей, и от расспросов.
— Ну уж, ты будто меня не видела! Если неловко глядеть, к двери отвернись вон, я быстро. А может, первая хочешь? Тебе бы тоже вымыться не помешало, я и свежей одежды на двоих взял.
Кори открыла уже рот, чтобы ответить. Что, много у них лишнего времени, чтобы тут плескаться? И вдруг ощутила себя до омерзения грязной и жалкой.
Не потому, что действительно была такой — а она была, — а потому, что он заметил. Но пока Гундольф не произнёс этих слов, Кори плевать хотела на свой вид. А теперь… С каких это пор сказанное им имеет вес?
Разозлившись, она шагнула к тазу, взялась за ворот, бросила сердито, мотнув головой:
— Отвернись!
Гундольф послушно уступил место, встал у двери, уперев руки в бока. Слушал плеск, вздыхая. Не иначе, понимал по звуку, что часть воды проливается на пол.
Кори возилась неловко, стараясь не замочить руку. Это всегда удавалось плохо, хотя и прошло столько лет.
На Свалке те, кто знал другую жизнь, порой досадовали на грязь и вонь. Жалели, что не вымыться. Кори мечталось, выберется, отмоется, и это будет счастьем. А стало — мукой. Из-за руки. Она справлялась как-то, конечно. Приучилась, куда деваться. Но купание всегда хотелось оттянуть.
Дома она мотала ветошь на палку, чтобы достать туда, куда не могла рукой. Грубый инструмент, неудобный, но без него ещё хуже. И комната эта не подходит для купания — тесно, постель под боком, того и гляди промокнет. Окно за спиной, а в окне соседний дом — вдруг оттуда кто-то смотрит? А надёжно ли заперта дверь? Вот надо же было сдуру полезть в этот таз!
Кори в который раз неловко грохнула рукой о серый металлический борт, и Гундольф, переминающийся с ноги на ногу, обернулся.
— Волосы тебе, должно быть, самой и не вымыть как следует? — виновато произнёс он, стараясь отвести глаза. — Я помогу.
И взялся за дело, не дожидаясь ответа. Кори съёжилась в комок — даже сил огрызнуться не было — и к глазам подступили непрошеные слёзы.
Всё это было слишком. Рука, в которую старик напихал столько всего, но для самых простых и нужных дел непригодная. Унизительная беспомощность. Чужие ладони, такие добрые, из-за которых ещё острее чувствуется своё бессилие. Что может быть хуже слабости?
— Холодно? — заботливо спросил Гундольф, заметив, как дрожат её плечи, и истолковав это по-своему. — Ты погоди, ещё немного, и всё.
Как хорошо, что он не видел лица. Кори наклонила голову, и вода текла, смешиваясь со слезами, звенела, падая на железное дно. Как же ненавистны были все моменты жизни, напоминающие об увечье, о потере, которую не восполнить!
— Ну вот, — заключил Гундольф чуть погодя. — Вымыл, как смог. Ещё с чем помочь?
Но горло сжимала стальная хватка отчаяния, и Кори не могла ответить, чтобы не выдать себя, и головы поднять не могла. Наконец, поняла, что тем уже себя и выдаёт, и воскликнула:
— Думаешь, нужна мне твоя помощь? Просила я её? Проваливай, оставь меня!..
— Всегда пожалуйста, — проворчал он, подхватывая её, вытаскивая из таза.
Укутал, прижал к себе. Кори отбивалась, не понимая, хочется ли ей этого на самом деле, и боль выходила со словами и слезами.
— Да что ты… тебе не понять! Не понять, когда рука… не чувствую, куда лью воду, а потом нужно держать её в стороне, на весу! Ничего не нащупать! Вот, я провожу
