В высоком синем дворце, увенчанном стройными шпилями иукрашенном филигранью резных дверей, где воздух пропитан терпкой морской сольюи пронизан криками населяющих прибрежье тварей, отчего быстрее бьется сердце исильнее жаждешь жизни и ее удовольствий, Господин Ниррити Черный допрашивалприведенного к нему человека.
— Как тебя зовут, мореход? — спросил он.
— Ольвагга, Господин, — отвечал капитан. —Почему перебил ты всю мою команду, а меня оставил в живых?
— Потому что я желаю допросить тебя, Капитан Ольвагга.
— О чем же?
— О многом. О том, что старый морской волк можетвызнать в своих скитаниях. Хорошо ли я контролирую южные морские линии?
— Лучше, чем я думал, иначе меня здесь не было бы.
— Многие боятся рисковать, да?
— Да.
Ниррити подошел к окну и, повернувшись к пленнику спиной,долго смотрел на море. Потом снова заговорил:
— Я слышал, что немалых успехов добилась на северенаука со времен, гм, битвы при Дезирате.
— Я тоже слыхивал об этом. И знаю, что так оно и есть.Сам видел паровую машину, Печатные станки вошли в обиход. Ноги мертвых ящеровдергаются от знакомства с гальванизмом. Повысилось качество стали. Вновьизобрели микроскоп и телескоп.
Ниррити обернулся к нему, и некоторое время они изучали другдруга.
Ниррити был маленьким человечком с огоньком в глазах,мимолетной улыбкой, темными волосами, забранными серебряным обручем, вздернутымносом и глазами под цвет его дворца. Одет он был во все черное, а кожа его,похоже, давно не встречала солнечных лучей.
— А почему Боги из Града не смогли это предотвратить?
— Мне кажется, что они просто ослабели, в чем ты,наверное, и хочешь убедиться, Господин. После холокоста на Ведре они вроде быбоятся искоренять прогресс машинерии силой. А еще говорят, что внутри Градасейчас свои распри — между полубогами и уцелевшими из старших. К этомудобавляется проблема новой религии. Люди нынче не боятся Небес, как раньше. Ониспособны постоять за себя; и теперь, когда они лучше подготовлены, боги уже неспешат вступать с ними в открытые конфликты.
— Значит, Сэм победил. Через годы он разбил их.
— Да, Ренфрю. Думаю, ты прав.
Ниррити бросил быстрый взгляд на двух стражников, стоявшихпо бокам Ольвагги.
— Ступайте, — приказал он и затем, когда онивышли, добавил: — Ты знаешь меня?
— Угу, капеллаша. Я ведь Ян Ольвегг, капитан «ЗвездыИндии».
— Ольвегг. Это кажется невозможным.
— И однако, так оно и есть. Это ныне старое тело яполучил в тот день, когда Сэм разгромил Властителей Кармы в Маратхе. Я был там.
— Один из Первых и — да! — христианин!
— По случаю, когда у меня истощаются индийскиеругательства.
Ниррити положил руку ему на плечо.
— Значит само твое существо изнемогает, должно быть, отболи, внимая насаждаемому ими богохульству!
— Не очень-то я их жалую, да и они меня тоже.
— Еще бы. Но вот Сэм — он же делал то же самое —преумножая число ересей, еще глубже погребая истинное Слово…
— Оружие, Ренфрю, — сказал Ольвегг. — Оружиеи ничего более. Я уверен, что он хотел стать богом не больше, чем ты или я.
— Может быть. Но лучше бы он подыскал другое оружие.Хоть он и побеждает, души их все равно потеряны.
Ольвегг пожал плечами.
— Я, в отличие от тебя, не богослов…
— Но ты поможешь мне? Веками я накапливал силы,наращивал свою мощь. У меня есть люди и есть машины. Ты сказал, что врагослаблен. Моя нежить — отродья не мужчины и женщины — не ведают страха. У меняесть небесные гондолы — множество гондол. Я могу добраться до их Града наполюсе. Я могу разрушить их Храмы по всему миру. Полагаю, пришла пора очиститьмир от этой скверны. Вновь должна воцариться истинная вера! Скоро! Уже недолгождать!
— Как я сказал, я не богослов. Но мне тоже хочетсяувидеть, как падет Град, — сказал Ольвегг. — Я помогу тебе всем, чемсмогу.
— Тогда мы захватим для начала несколько их городов иоскверним их Храмы, чтобы посмотреть, что они предпримут в ответ.
Ольвегг кивнул.
— Ты будешь моим советником. Окажешь мне моральнуюподдержку, — сказал Ниррити и опустил голову. — Молись сомною, — велел он.
Долго стоял старик перед Дворцом Камы в Хайпуре, разглядываяего мраморные колонны. Наконец одна из девушек сжалилась над ним и вынесла емухлеба и молока. Он съел хлеб.
— Выпей и молоко, дедушка. Оно полезно для всех иукрепит твою плоть.
— К черту! — сказал в ответ старик. — К чертумолоко! И мою треклятую плоть! Впрочем, если уж на то пошло, так и дух.
Девушка отпрянула назад.
— Так-то ты отвечаешь на проявленное милосердие!
— Я ругаю не твое милосердие, детка, а твой вкус в том,что касается напитков. Ты что, не могла нацедить мне на кухне глоток-другойсамого дрянного винца?.. Того, которое не придет в голову заказывать дажезабулдыгам, а повар не осмелится брызнуть на самый дешевый кебаб. Я жаждувыжатого из гроздьев, а не из коровы!
— Может быть, тебе подать меню? Уходи отсюда, покуда яне позвала слуг!
Он посмотрел ей в глаза.
— Не обижайся, леди, прошу тебя. Попрошайничество,видишь ли, дается мне с трудом.
Она взглянула в его черные как смоль глаза, затерявшиеся влабиринте испещривших задубевшую от загара кожу морщинок. В бороде у негопроглядывали черные пряди, неуловимая улыбка играла в уголках рта.
— Хорошо… ступай за мной, мы пройдем через черный ходна кухню, может, там найдется что-нибудь для тебя. Хотя, по правде говоря, я незнаю, почему это делаю.
Пальцы его дернулись, когда она от него отвернулась, а нагубах заиграла улыбка, он направился за ней следом, присматриваясь к еепоходке.
— Потому что я так захотел, — сказал он.