Навоевавшись вдоволь на фронтах Первой мировой войны донские казаки не спешили брать на себя роль «спасителей России», как этого категорически требовал Деникин и некоторые руководители в казачьей среде. Известный до революции донской писатель Д.Д. Крюков, ставший в то время редактором издававшегося в Новочеркасске журнала «Донская волна», в очередном его номере привел слова выступления на Войсковом Круге депутата-фронтовика, рядового казака. Показывая на карту, где была показана линия фронта по границе Донской области, он говорил: «Я коснуся одному г.г. члены. Так как мы на той поприще стоим, чтобы своего не отдать, а чужого нам не надо, то надо до того добиться, чтобы эти флажки не передвигались, но и в даль далеко дюже не пущались... Россия? Конечно, держава была порядочная, а ныне произошла в низость. Ну и пущай... у нас своих делов не мало. Нам политикой некогда заниматься и там, на позиции, в прессу мы мало заглядаем. Приказ — вот и вся пресса. Там, господа члены, про царя некогда думать... и не думаем. Наш царь Дон. Это есть тот хозяин, за которого мы пошли. Прямо сказать, господа члены, что кто пропитан казачеством, тот своего не должен отдать дурно. А насчет России повременить. Пущай Круг идет к той намеченной цели, чтоб спасти родной край. Пригребай к родному берегу».
Характерной особенностью Гражданской войны в России явилось отсутствие общего руководства боевыми действиями всех белых армий, в первую очередь на юге страны, где эта проблема стояла особенно остро. Нежелание Деникина и Краснова смягчить свои позиции и идти на компромиссы, вело к нарушению элементарных основ военного искусства. Хотя Деникин, безусловно, понимал необходимость объединения усилий для борьбы с большевиками. Непреодолимые разногласия с казаками, по его же собственному мнению «... сказывались ясно и разительно на каждом шагу. Вопрос этот раздирал Юг, отражаясь крайне неблагоприятно на ведении военных операций, вовлекая в борьбу вокруг него общественность, печать, офицерство, политические организации, даже правительства Согласия». Однако, понимая это, он искренне считал, что со своей стороны сделал все возможное, и вина за сложившуюся ситуацию целиком и полностью лежит на Донском атамане. Деникин продолжал требовать, чтобы соединения и части Донской армии использовались на тех направлениях, где это было необходимо для успеха общего дела, а Краснов продолжал настаивать на том, чтобы части Добровольческой армии усилили его Донской фронт.
Союзники — англичане и французы, видели, как пагубно сказывается на положении дел распря между двумя генералами и их штабами. Чтобы положить ей конец, командующий британской военной миссией на Кавказе генерал Пуль направил Краснову письмо. В нем он выдвинул ультимативное требование — войти в подчинение к Деникину, в противном случае Дону будет отказано в военной помощи. Затем генерал Пуль лично встретился с Красновым на станции Кущевская и повторил свое требование. Только после этого было достигнуто соглашение о том, что Донской атаман и его армия переходят в подчинение — генералу Деникину, и с этого времени образуются Вооруженные Силы России. На станции Торговая 8 января 1920 г. Краснов от имени своего правительства скрепя сердце признал генерала Деникина Главнокомандующим Вооруженными Силами Юга России (ВСЮР). Во время подписания этого документа командующий Донской армией генерал С.В. Денисов сказал атаману: «Вы подписываете себе и Войску смертный приговор».
Получив, наконец, в свое распоряжение донские соединения верховное командование постаралось максимальное их количество влить в «добровольческие» формирования. Командование Донской армией принял человек, устраивающий Деникина — генерал В. И. Сидорин. Однако, как показали дальнейшие события, смена общего руководства донцам особых успехов в их боевой деятельности не принесла. Большие потери и нежелание воевать вдали от своих станиц продолжали снижать и без того невысокий моральный дух донских казаков. Правда, много шуму наделал рейд корпуса генерала К.К. Мамонтова, в июле-августе 1919 г, но организация и конечный результат этого в целом успешного похода показали, что ненормальные отношения между руководством донского казачества и «добровольческим» командованием продолжают вредить общему делу.
Когда в штабе ВСЮР стало известно о походе и о том, что для него формируется конная группа в 7—8 тысяч человек, то попытались согласовать направление ее рейда в интересах общего наступления на Воронеж. Этот город должен был брать Кубанский корпус генерала Шкуро, и помощь Мамонтова ему была бы очень кстати. Мамонтов получил такую задачу, но от ее выполнения уклонился. Удача сопутствовала генералу, и он нанес серьезный урон красным, пройдясь по тылам их войск. Мамонтов захватил огромную добычу и включил в состав своего корпуса сдавшуюся ему Тульскую дивизию красных. Деникин снова попытался направить Мамонтова в нужном направлении, на запад, чтобы перерезать железнодорожную линию Курск — Орел — Тула — Москва. Но тот опять поступил по-своему. Обремененный огромной добычей, его корпус повернул на юг и все-таки занял Воронеж. Но, соединившись с корпусом генерала Шкуро, он тут же вышел из рейда по собственному решению. Этот рейд Мамонтова скорее напоминал поход «за зипунами» времен казачьей вольницы.
Как вспоминал потом генерал Шкуро, который, кстати, и сам не отличался чистотой нравов, он был поражен размерами награбленного донцами. «Мамонтов, — писал он, — вел за собой бесчисленные обозы с беженцами и добычей. Достаточно сказать, что я, едучи в автомобиле, в течение двух с половиной часов не мог обогнать их. Казаки Мамонтова сильно распустились, шли в беспорядке и, видимо, лишь стремились поскорее довезти до хат свою добычу. Она была, по-видимому, весьма богата. Например, калмыки даже прыскали своих лошадей духами».
Не лучше у добровольческого командования складывались отношения и с верхушкой кубанского казачества. Причина все та же — местный сепаратизм, нежелание Кубани участвовать в общерусском деле. Справедливости ради, следует все же сказать, что Кубань, как и Дон, сыграла огромную роль в создании и становлении Добровольческой армии. Вовремя 1 Кубанского похода присоединившийся к армии генерала Л.Г. Корнилова отряд полковника В.И. Покровского разделил с ней все невзгоды и тяжесть боев. Еще более существенной была их помощь во втором Кубанском походе. Казаки тогда стремились поскорее начать освобождение своих станиц от красных и неизменно показывали высокий наступательный дух и единение с «добровольцами». После взятия первого кубанского населенного пункта — станицы Новопокровской — Добровольческая армия пополнилась тремя казачьими кавалерийскими полками и четырьмя пластунскими батальонами. Бригада Покровского была развернута в дивизию, а генерал П.В. Глазенап смог сформировать кавбригаду.
«Добровольческое» командование вправе было рассчитывать, что его боевой союз с кубанским казачеством и дальше будет развиваться по восходящей линии. Поэтому сразу же после взятия станицы Новопокровской Деникин обратился к Кубанскому Войсковому атаману А.П. Филимонову с официальным письмом, в котором говорил, что в связи со вступлением Добровольческой армии на кубанскую землю все территориальные первоочередные части должны войти в ее состав. Там же он предупредил атамана, что никакого сепаратизма не должно быть.
Однако вместо ответа Филимонов со своим военным министром опубликовали приказ, в котором изложили структуру и организацию Кубанских вооруженных сил. Там же сообщалось, что все кубанцы будут изъяты из Добровольческой и вольются в Кубанскую армию. Отношения между Деникиным и кубанским руководством начали портиться еще и потому, что последнее изъявило намерение забирать все трофеи, которые «добровольцы» будут захватывать у большевиков на кубанской территории. Мотивировали свое решение тем, что такова вековая традиция.
