магазинов и бегал от меня по лестницам вверх и вниз. Почти бесплотный, не по сезону легко и старомодно одетый, кудрявый пацан. Я несся за ним без цели, преследовал, не зная, что буду делать, если в конце концов догоню. Но останавливаться у меня не было ни возможности, ни права.
И тем не менее игра в догонялки с призраком утомляла. Он был быстрее, умнее, ловчее – не мудрено. Мое тело, еще не отошедшее от действия проклятых инъекций, было не в состоянии преследовать того, кто ждал нашей встречи так долго, совершенно не взрослея.
Я останавливался, чтобы отдышаться или извиниться перед очередным случайно задетым прохожим, и думал. Чего мог хотеть мертвый ребенок? Расплаты и мести, так мне тогда казалось. Мальчик желал, чтобы я на себе испытал все то, что выпало на его нелегкую детскую долю.
Мы бегали по городу два дня, прежде, чем я достиг сути.
Проезжая на своей машине мимо очередной игровой площадки, я увидел его среди других детей. На этот раз он сидел на месте почти спокойно, словно позволяя мне его рассмотреть. Но стоило мне выскочить из машины и подойти ближе, пацан, как и всегда, пустился наутек, прямиком через редкую поросль, что окружала выделенную под семейный досуг полянку.
К общему удивлению весело воркующих мамочек, я полез за силуэтом через сухие кусты и деревья, обламывая голые ветки. Они смотрели на меня осуждающе. И не зря: мои усилия были тщетны. За пучком голой растительности мальчишки уже не оказалось. Зато там лежало тело. Мужское, грязное и задыхающееся. Парень, явно чуть моложе меня, вчерашний старшеклассник, захлебывался собственной рвотой, лежа лицом вниз.
В тот момент я догадался перевернуть его набок, размотать шарф и расстегнуть теплую куртку, впуская к телу холодный воздух. Здесь пригодилась помощь одной из женщин на площадке: я не успел открыть рот, а она уже бежала к телефону-автомату. Пока мы ждали скорую, я вернулся к «доджу» и принес бедняге бутылку воды. Еще минут через десять он смог говорить. Парня звали Шон. Казалось, ему было стыдно за то, что я нашел его, а потому он без умолку оправдывался: «Это все Дэйзи. Все из-за Дэйзи».
Я не знал, кто такая Дэйзи, но теперь хорошо понимал, что одно лишь событие способно поделить жизнь на «до и после». Не говоря уже о человеке.
Когда Шона укладывали на носилки, я узнал, что ему некому позвонить. Родителей, как он шептал мне из последних сил, в городе не было. Друзей он не упоминал. Я поехал вместе с ним в больницу, совершенно позабыв о чертенке, который привел меня на помощь к этому парню.
Я стал посещать Шона каждый день, в течение недели – ровно столько ему требовалось на восстановление, по словам врачей. Затем его должны были отпустить.
– Это ненадолго, – сказала мне миссис Пат, немолодая медсестра с острым длинным носом. – Уже пятый раз за полгода нажирается этой дряни. Отменили принудительную госпитализацию и вот, пожалуйста! Тошнотики кругом.
– Какие еще тошнотики? – спросил я.
– Обжираются таблеток и надеются уйти к праотцам, – без обиняков ответила миссис Пат, брезгливо снимая опустевший пакет с физраствором с капельницы. – Ему, видимо, повезло с таким другом, как вы. А то в этот раз почти получилось.
Так я узнал, что Шон пытался покончить с собой. Из-за Дэйзи, которая сделала все то же самое, что и он, но успешно и с первого раза. Дэйзи была первой школьной любовью, которую он не мог отпустить.
Роль случайного спасателя ложилась на меня очень плохо. Одно я знал точно, этот парень был моим зеркалом. Абсолютным отражением того, что я творил с самим собой, но в высшей степени проявления. Мы оба бегали за тем, что уже давно принадлежало к незримому для нас миру и наказывали себя за невозможность его достичь. Но я был способен помочь Шону. А значит, мог помочь и себе?
С тех пор к бутылке я больше не прикладывался. Я довез Шона домой, в общежитие при колледже, сразу после выписки. Мы обменялись номерами телефонов и по вечерам созванивались для того, чтобы обсудить день. Тем самым, как мне казалось, я брал за него некую ответственность, а он – за меня. Я рассказывал ему все как есть, как на духу, и Шон слушал и соглашался.
Около недели назад мы с моим новым другом встретились возле его учебного заведения. Тогда он впервые вернулся к занятиям после инцидента. Я боялся, что, попав в прежнюю обстановку, Шон вновь начнет мучать себя мыслями о Дэйзи, но первым, что он сказал мне, было:
– Я никогда не думал, что кто-то способен мне поверить.
– О чем ты? – удивился я. – Ничего мистического в твоей истории нет.
– Зато есть в твоей, – пожал плечами он. – Ты видишь побольше, чем я. А потому то, что происходит со мной, кажется тебе естественным. Остальные думают, что я так привлекаю к себе внимание. Никто не верит в призраков и в то, что они могут приходить к нам. Поэтому у меня не было здесь друзей.
Так Шон стал моим первым «соучастником», как я в шутку его называл. История о мертвом мальчике заинтересовала его и даже слегка отодвинула на задний план страдания по ушедшей возлюбленной.
– Я должен признать, что уже не смогу помочь ей, – говорил мне он во время одной из наших обеденных прогулок. – Она просто появляется и пугает меня этим, но ничего не делает. Так бывает со многими, хоть все и молчат. У тебя особенный случай, что-то из «старого мира», когда чувства были сильнее и делали историю практически бессмертной. Надо быть внимательными с этим мальчиком нам обоим. Не зря же он нас свел.
В тот момент я осознал, что Шон прав. Мой маленький мертвый «племянник» подобрал для меня идеального товарища по несчастью. Но зачем? Этого я пока не понимал.
Продолжая внимательно следить за восстановлением своего нового друга, я охотно позвал его в кафе на выходных. Мы собирались нарисовать план действий, записать все, что я знаю, сопоставить факты. Я не слишком сильно верил в успех этой задумки, но игра в детективов превращала Шона в веселого парня. Мне хотелось, чтобы он поскорее отдалился от критической точки и был в безопасности наедине с собой.
Под звуки рождественской музыки, что разливалась приторно-надоедливой волной отовсюду, мы шли по людной улице, разглядывая уже вовсю украшенные витрины и выбирая подходящее тихое место для нашей беседы. Как вдруг я вновь увидел силуэт, не тревоживший мое сознание с тех
