— Я позаботился о Белиасе. О нем можно больше небеспокоиться.
— О чем ты? Он ушел?
— Именно.
— Значит, что-то еще... Я точно знаю, ты в опасности.
— Все будет в порядке, не волнуйся.
Но я волнуюсь. Он притягивает меня в поцелуе, и я начинаюуспокаиваться. Мое дыхание замедляется, а сердце стучит уже почти в нормальномтемпе.
Я смотрю на него.
— Это было действительно жутко, Люк. Пообещай мне, чтобудешь осторожен.
— Я сама осторожность. Ничего не случится.
Хотела бы я ему верить. Я вижу, как мама смотрит на нас изокна. Уверена, она думает, что я рехнулась, это явно не поможет нашему плану. Особеннопосле того, что было с Гейбом. Я вздыхаю.
— Ну... так ты готов?
— К чему?
— Э... ко всем этим впечатляющим вещам с моими родителями.
— Ой, да... Насчет этого...
— Ну же, давай, Люк. Уверена, у тебя получится. Я оченьхочу, чтобы этим летом мы все смогли нормально общаться. — Особенно сейчас. Яхочу, чтобы он был рядом.
— Я действительно не хочу этого... Я бы предпочел остаться стобой наедине, — говорит он. Его глаза горят, и это заставляет все мое телопокалывать.
— О чем ты думаешь?
— Обо всех непристойных вещах, которые я могу с тобойсделать, о том, что могу заставить тебя почувствовать, если ты мне позволишь.
Я густо краснею и делаю глубокий вдох, когда он вновьпритягивает меня к себе.
— Это весьма неожиданные заявления... Ты же сам сказал, чтомы не сможем... Ну, ты знаешь...
Но проблема в том, что и я начинаю думать о некоторых «непристойныхвещах».
— Я передумал. Я хочу тебя, — говорит он, проводя горячимигубами по моей шее.
Я откидываю голову назад, открывая ему доступ.
— Так вся эта похоть... Теперь уже нестрашна?
— Нестрашна, — повторяет он, запуская руку мне под футболку.— Мы можем устроиться на заднем сидении.
— Господи Иисусе, Люк! Моя мама смотрит на нас в окно прямосейчас, — говорю я, отталкивая его и одергивая рубашку. — Почему ты ведешь себятак странно?
Он одаривает меня грешной улыбкой.
— Ты сводишь меня с ума.
— Ладно, тогда поехали к тебе на квартиру.
— Там сейчас такой бардак. Кое-кто впустил собак, и онираскидали мусор. Разорвали его в клочья.
— Что? Кто это сделал?
— Да так, один старый друг. Неважно, — говорит он состранной злой ухмылкой. И всего на секунду мне кажется, что я чувствую запахтухлых яиц. — Поехали куда-нибудь. Туда, где я смогу свести с ума тебя.
Он целует меня сильно и глубоко, а затем проскальзывает вмашину, заводя мотор. Он кладет руку мне на колено, пока выезжает с моейдороги.
Мы съезжаем на обочину на углу Первой и Амистад, рядом спарком на краю моего района. Я смотрю вокруг, парк почти пуст. Детское времякончилось, и последняя мамаша уже толкает коляску в сторону своего дома в спускающихсясумерках.
Люк целует меня, и его горячие прикосновения посылаютмурашки по моей коже. После долгого глубокого поцелуя я отстраняюсь, хватаяртом воздух, мое сердце дико стучит, и я слышу, как он сладко шепчет мне в ухо:
— Я хочу увидеть тебя плохой.
Я вздрагиваю, когда он запускает руки мне под футболку ирасстегивает лифчик. Моя рука скользит по его груди.
— Ты никогда об этом не забудешь. Обещаю.
Я чувствую, как он выводит узоры на моем животе, пробираяськ кнопке джинсов.
И в этот момент я замечаю, как он горит. Он уже давно не былтаким горячим. Мое дыхание перехватывает.
— Подожди, — говорю я, хватая его за руку, прежде чем ондостигает своей цели. — Не знаю, с чего такая спешка, но ты неделями мне твердил,что мы не можем сделать этого. И сейчас мне нужно подумать. — Но на самом деле,это довольно сложно сделать, когда он предлагает мне то, чего я хочу большевсего на свете.
Всего на мгновение, могу поклясться, я вижу, как яростьзатемняет его лицо, но через секунду он уже абсолютно спокоен.
— О чем тут думать? Я устал от ожидания, Фрэнни. Я хочутебя. Я не могу больше. Я обещаю, что сделаю это удивительным. То, что я сделаюдля тебя... — Он не заканчивает предложение, скользя горячим языком мне в ухо.
Я не могу сосредоточиться, думая о тех вещах, которые онможет со мной сделать. Но то, что он повторял так долго, не выходит у меня изголовы.
Мы не можем сделать это, пока я не буду уверен, что это неопасно для тебя.
Я делаю глубокий вдох и работаю над тем, чтобы мой последнийголосок разума начал изъясняться словами.
— Что изменилось, Люк?
— Я. Сейчас это безопасно, я знаю. Я теперь человек. Они недоберутся до нас.
Я так хочу ему верить, но голосок из последних сил борется,хочет быть услышанным. Я отталкиваю его руку от застежки своих джинсов.
— В этом нет смысла. Ты говорил, что теперь мы в еще большейопасности, потому что ты не можешь их чувствовать. — И вдруг я отчетливо слышузапах тухлых яиц.
О Боже... сера.
Белиас?
Глаза Люка вспыхивают красным, освещая темный автомобиль.
— Давай, малыш. Ты меня убиваешь, — говорит он.
Я чувствую, как с планеты Земля исчезает весь воздух.
Люк никогда бы не назвал меня «малышом».
Святое дерьмо!
Белиас.
Думай!
Я слышу голос Гейба в своей голове: «Если тебе когда-нибудьчто-нибудь понадобится, ты знаешь, что делать»…
Я понимаю, что такое количество голосов в моей голове,плохой знак, но в данный момент я этому рада.
— Я знаю, куда мы можем поехать, — говорю я, застегиваялифчик и стараясь не поддаваться панике. — Мой друг живет совсем рядом. Домпуст. Мы будем одни. — Мой голос дрожит, а сердце стремиться выпрыгнуть изгруди.
— Прекрасно. Куда ехать? — спрашивает он, заводя мотор.
— Поверни тут налево.
Я заставляю его петлять по окрестностям мимо дома Тейлор, а затеми моего, делая вид, что заблудилась, пока решаю, что делать.
Когда мы проезжаем дом с огромным рождественским кактусом накрыльце, я говорю, указывая на дом Гейба:
— Вот!
— Наконец-то. Я уж начал думать, что ты просто дразнишьменя.
