— Давай, сворачивай на подъездную дорожку.
Он так и делает, а я размышляю, правильно ли я поступила.Подвергнет ли это опасности Гейба? Поймет он, что на самом деле это не Люк?Образ его окровавленного тела ударяет в меня, и я проглатываю ужас вместе сжелчью во рту.
Когда я выхожу из машины, моя паника сменяется отчаянием. Вдоме темно. Что делать, если Гейба там нет?
Лже-Люк обходит Шелби и хватает меня за руку. Мы начинаемдвигаться к входной двери. И тогда я понимаю, что ключа у меня нет, а постучатья не могу, так как дом, по идеи, должен быть пуст.
— Думаю, входная дверь должна быть не заперта, — говорю я,надеясь, что права.
Когда мы доходим до дома, я понимаю, что я более чемправа... Дверь распахнута настежь, открывая нашему взгляду пустой темный дом.
— Напомни мне никогда не позволять тебе присматривать задомом, — фыркает Лже-Люк.
— Ага... хорошо... — Я бешено соображаю, что делать дальше.Может, у Гейба есть что-нибудь золотое или серебряное, что я смогуиспользовать?
Он заталкивает меня в дверь и закрывает ее за нами.
Кругом темнота... и он везде, его руки везде...
Когда я, в отчаянии, пытаюсь найти что-нибудь в темноте, явспоминаю, какое все здесь белое.... ничего золотого или серебряного.
— Давай найдем постель, — шепчет мне в ухо Лже-Люк.
— Хм... может, наверху? — говорю я достаточно громко, чтобы,если здесь кто-то есть, он меня услышал.
Он тянет меня к лестнице, освященной лишь тонкой полоскойлунного света. Но когда мы доходим до перил, Лже-Люк замирает и опасливоосматривается.
— Чей это дом, ты говоришь?
— Просто друга.
Он смотрит на меня с отвратительной гримасой, и в бедном лунномсвете я вижу, как он превращается в нечто ужасное. Спустя всего несколько секундон возвышается надо мной, испуская жар, и хватает меня за волосы. Зловониеопаленных волос и тухлых яиц становится невыносимым, глаза у меня начинаютслезиться. Рефлекторно я приседаю и выбрасываю ногу вперед, стремясь ударитьего, но он дергает меня за волосы, и я теряю равновесие, поэтому ударполучается не таким сильным, как мне хотелось бы.
Тем не менее, хруст костей слышен вполне отчетливо.
Похоже, он смеется... не совсем та реакция, на которую ярассчитывала... Смех глухой, почти как кашель.
— Ооо... огонь! — говорит он. — Мне нравится. — Затем оноттаскивает меня от лестницы. — Очень умно, смертная. Но, понимаешь, мы,демоны, обладаем шестым чувством. — Он поворачивается и громко шипит: — Тыопоздал, Габриэль.
Я снова группируюсь и делаю еще один разворот. Но в это разего рука останавливает меня. Он давит на меня, таща за волосы.
— Сначала это было очаровательно, теперь же это раздражает.Прекрати.
Мое сердце подскакивает, когда я слышу голос Гейба, звучащийото всюду.
— Тебе лучше отпустить ее, Бехерит.
А вот и он, наверху лестницы. Только я не могу егорассмотреть. Все, что я вижу, — это яркий белый свет. Вся комната, в том числеи монстр, держащий меня, погружается в его свечение.
Я смотрю в ужасное лицо демона и слышу свой стон, когдакровь холодеет у меня в жилах.
Это не Белиас.
Он гораздо громаднее и противнее на вид (если такое вообщевозможно), а еще от него сильнее воняет... я уже начинаю задыхаться.
— Габриэль, ты всегда обладал забавным чувством юмора. Зачеммне отпускать свой приз?
— Затем, что она не твой приз. У тебя не может быть к нейничего. Ее душа чиста.
— Хм... да уж, Люцифер плохо над этим поработал. Он нашелэто задание весьма непростым. — Он недовольно смотрит на меня сверху вниз иснова кашляет, смеясь. — Он влюбился. Влюбился! — Его смех становится громче. —Какая чушь!
— Да, это многое изменило. Всю его жизнь. Ты слышал, чтолюбовь побеждает все?
— Ну, в конце концов, он проиграл, разве нет? Он мертв, а яполучил приз.
— «Мертв» — понятие растяжимое, не находишь?
Мое сердце взлетает от слов Люка. Но когда я с трудомповорачиваюсь в сторону кухни, оно вновь уходит в пятки. Люк с ног до головыпокрыт кровью, его футболка разодрана в клочья, на груди, плечах и правой щекемножество глубоких ран.
— Боже мой! — ахаю я.
— Ваш Бог никому из вас не поможет, — смеется монстр. Онподнимает меня на уровень своих глаз за волосы. Ощущение, что голова вот-вототорвется от тела.
— Ты принадлежишь другой команде сейчас.
— Тебе необходимо многое переосмыслить, Бехерит, — говоритЛюк, вступая в гостиную.
Бехерит смеется... громкий рев, сотрясающий весь дом.
— Ты мне угрожаешь? Ты? Полуживой смертный без козырей врукаве? — рычит он, опуская меня ближе к полу, где я по-прежнему болтаюсь,словно марионетка. — Я разберусь с тобой, когда закончу с твоим домашнимлюбимцем. — Он трясет меня за волосы.
— Ох, у меня есть козыри. И как удачно ты упомянул домашнихлюбимцев... — Улыбка Люка греет мое сердце, и я протягиваю руку, надеясьдотянуться до него. Затем я отрываю от него глаза и смотрю ему за спину, где вкухонных дверях светятся пять пар огромных красных глаз.
Люк делает шаг в сторону, и когда он щелкает пальцами, триогромных адских пса (у одного из них три головы!) врываются в гостиную, и,оскалив зубы, бегут ко мне.
Хотя, нет, не ко мне, к нему... существу, удерживающемуменя.
И Люк тоже здесь. Он хватает меня за руку и что-то кричит.Из-за гула собак и собственного шока я с трудом разбираю, что он от меня хочет.
— Используй его, Фрэнни!
Мое Влияние. Что мне делать? Я же понятия не имею, что этотакое и как оно работает.
— Отпусти меня! — кричу я. Существо кашляет, и ничего неменяется. Я пробую снова. — Я тебе не нужна! Отпусти меня! — говорю я громче.
Я чувствую, что хватка на моих волосах становится слабее,пока он отгоняет бешеных псов другой лапой.
Люк тянет меня за руку. Собаки везде: щелкают зубами, рычат.
— Я тебе не нужна! — кричу я. Я вырываюсь из рук Бехерита,оставляя в его лапе большой клок волос. Люк тащит меня через комнату. Одна изсобак следует за мной, и я приседаю, готовясь отразить удар, но Люк поднимаетменя за секунду до того, как моя нога должна коснуться морды собаки.
— Тебе действительно не стоит лупить Баргеста. Особеннопосле того, как он только что спас наши задницы.
— Баргеста?
— Мой старый друг. Я был чем-то вроде главой собачьегопатруля довольно долго. Охранял ворота Ада. Мы с Баргестом были партнерамипочти тысячелетие, хотя ему потребовалось гораздо больше времени, чем мне быхотелось, чтобы признать в этом человеке меня. — Он показывает на следы когтейна груди.
