– Рита стояла перед самым окном. Жалюзи были подняты, и онадолжна была бы знать, что я могу ее видеть, если случайно выгляну из окнастоловой. Не подумайте, что я целыми днями торчу здесь и заглядываю в чужиеокна. Нет, у меня нет никакой охоты совать свой нос в чужие дела. Однако же яне слепая, и если молодая леди обнимается и целуется с парнем перед окнами, онане должна потом жаловаться на то, что я это видала. Великий боже, какоебесстыдство! Я не собираюсь закрывать свои ставни только потому, что мои соседизабывают о скромности. Современные молодые женщины вообще не понимают, что этослово значит. Когда я была девушкой…
– Значит, молодой человек обнимал ее, не так ли? – Мейсонпоспешил снова направить разговор в нужное русло. – Это было, по-вашему, объяснениев любви?
Миссис Надоеда резко выпрямилась.
– В наше время подобное не называли «объяснение в любви».Тоже мне любовь! Впервые вижу, чтобы люди так непристойно себя вели прямо средибелого дня.
– Но не ошибаетесь ли вы в отношении канарейки? – спросилПерри Мейсон.
– Я не могла ошибиться. Рита держала птичку в руке. Она какраз начала подрезать ей коготки, когда молодой человек облапил ее и началцеловать. А то, как она бесстыдно к нему прижалась, заставило меня покраснеть.Я никогда не видела подобного. Такие страстные объятия… Чему только учат вшколах? Она просто…
– А что случилось с канарейкой?
– Канарейка летала по всей комнате, с перепугу билась остекла.
– Вы говорили, что молодой человек еще оставался в доме ипотом?
– Ну да. Рита упустила птичку по его вине, Ритаразнервничалась, стала ловить канарейку и никак не могла поймать ее. А молодойчеловек прошел в соседнюю комнату. Но тут как раз произошла автомобильнаяавария, и я перешла к другому окну.
– Ага, понимаю, к переднему.
– Да.
– Что было потом?
– Понимаете, когда молодой человек вернулся в дом, я опятьпрошла к окну в столовой. Меня мучила мысль, что он и миссис Прескотт…
– Разве миссис Прескотт тоже там была?
– Нет-нет. Я оговорилась. На какую-то секунду мнепоказалось, что это была миссис Прескотт. Понимаете, на Рите Свейн было надетоплатье миссис Прескотт. Это платье было куплено в прошлом году на «пестройраспродаже». Я знаю его так же хорошо, как собственные туалеты, потому что ячасто видела его на соседке. Они с Ритой похожи друг на друга, как двегорошинки из одного стручка. Так что сначала, увидев знакомое платье и неразглядев лица, я подумала, что это была миссис Прескотт. Подумала: хорошенькоедельце, молодой человек так себя ведет с замужней женщиной. Что ж, я рада, чтоошиблась.
– Может быть, это все-таки была миссис Прескотт?
– Нет, потом мне удалось рассмотреть ее лицо.
– И вы уверены, что это была действительно Рита Свейн?
– Уверена, – с глубоким разочарованием сказала достойнаямиссис Андерсон. – Так же уверена, как в том, что сейчас сижу в этом кресле.
– Вы начали рассказывать о том, что произошло послестолкновения машин.
– Молодой человек возвратился в дом Прескотта. Его,по-видимому, что-то напугало. Тут он дал Рите Свейн пистолет.
– Пистолет?
– Да… Ох, я не хотела об этом говорить… Вы…
– Какой пистолет?
– Может, и не пистолет, а револьвер. Синевато-черный. Онвынул его из заднего кармана и протянул Рите, а она выдвинула ящик в огромномбюро, которое стоит в углу комнаты, и засунула револьвер в самую глубину, апотом задвинула ящик и заперла его.
– Что было дальше?
– Я позвонила в полицию и сообщила об аварии и раненомчеловеке, решив, что про револьвер я расскажу, когда они придут ко мне. Но онидаже не соизволили.
– Скажите, когда вы звонили в полицию, раненый человекпо-прежнему сидел в машине?
– Нет, его уже увезли в больницу.
– Скажите, через сколько времени после вашего звонкапоявилась полиция?
– Минут через пять, не больше. Возможно, конечно, прошломинут семь-восемь, но мне показалось, что очень быстро.
– Что они прежде всего сделали?
– Осмотрели легковую машину, списали номера, а тут из домавышел молодой человек. Они проверили его документы, после чего отпустили. Селив машину и уехали, не потрудившись хотя бы на пару минут зайти ко мне. Это уменя просто не укладывается в голове. Я вызвала полицию, а полиция даже непоинтересовалась, что мне известно об этом деле.
– Но ведь вы не видели самого столкновения?
– Во-первых, они этого не знали. Во-вторых, я видела все жедостаточно много.
– Да, вы совершенно правы, – задумчиво проговорил Мейсон. –Кому еще вы про это рассказывали?
– Никому, кроме миссис Вейман.
– Миссис Вейман?
– Это моя ближайшая соседка по Четырнадцатой улице. Онипереехали сюда полгода назад. Наши задние двери почти касаются одна другой. Яей рассказала про аварию сразу же. Она милейшая женщина. Как жаль, что у неетакой неудачный муж.
– Что плохого в ее муже?
– Пьяница! В трезвом состоянии он о'кей, но стоит емувыпить, как он начинает нарываться на неприятности. Либо он с кем-то подерется,либо его самого изобьют до полусмерти. Надо было видеть, в каком виде он явилсядомой как раз в тот момент, когда я рассказывала его жене про аварию. От негоразило виски, он шатался из стороны в сторону. Наверняка успел с кем-топодраться. Даст бог, это наконец послужит ему уроком. Кажется, ему сильнодосталось.
– Он сам так сказал? – спросил Мейсон с улыбкой.
– Ему не нужно было ни о чем говорить. Стоило взглянуть наего разбитый в кровь нос, порез на щеке и синяк под глазом. Ему пришлось пойтик врачу и сделать перевязку. Хорошенькое дело так напиваться и оставлять домабеззащитную крохотную женщину, которая плачет целыми днями напролет, не зная,что ей делать! А ему и море по колено, дня три продержится и снова валяется поканавам.
Мейсон сочувственно покачал головой.
– Возвращаясь к событиям в доме Прескотта… – Мейсон случайновыглянул в окно и увидел широкоплечего мужчину с короткой шеей, который явнонаправлялся в сторону домика миссис Андерсон. – Прошу вас сказать, вы хорошоразглядели Риту Свейн? Вы действительно не могли обознаться?
– Разумеется. Ей все-таки удалось поймать канарейку, и онаостановилась у самого окна лицом в мою сторону. Мне показалось, что оназачем-то ищет самое освещенное место в комнате. Можно было подумать, что онаделает важную операцию. Столько шума из-за коготков у канарейки!
