чтобы справиться с холодом. Она передвигалась в темноте, не зажигая света, ведь дом был так же хорошо знаком ей, как собственное тело. Одним ударом ковша старуха разбила ледяную корку в ведре и наполнила водой маленький горшочек. Хворост сразу же занялся, и она поблагодарила духа домашнего очага за эту милость. Затем, поколебавшись, бросила в горшок оставшееся зерно, бормоча благодарственную молитву. Эти усилия достались женщине дорогой ценой. В живот ей как будто вонзился невидимый клинок, согнув ее пополам. Она закрыла глаза, прошептала молитву и продолжила заниматься делом, чувствуя, как на лбу выступают капельки пота. Расходуя последние оставшиеся силы, она помешала кашу. Старуха собрала воедино все свои воспоминания, даже те, от которых стремилась избавиться. Когда она вспомнила каждого из тех, кого потеряла, слезы закапали в горшок.
На миг, когда в сердце попыталось проникнуть сомнение, ее охватила паника. Люди давали клятвы, но их обещания в сравнении с прихотями богов – ничто. Казалось, кто-то повернул нож у нее в животе. Старуха ахнула и снова согнулась пополам. А когда закрыла глаза, то словно воочию увидела свои сомнения и заставила себя выпрямиться. Она поблагодарила богов, поименно обратившись к каждому, и накрыла горшок крышкой.
Возле самой комнаты, где спала Чунчжа, сквозняк опять настиг старуху, заставив ее рухнуть на колени. Она успела подползла к внучке, прежде чем ноги лишились чувствительности. Погладив девушку по волосам, бабушка накрыла ее руку своей ладонью. Под ее пальцами ровно бился пульс внучки. «Плоть от моей плоти», – подумала старуха. Она вспомнила, как впервые прикоснулась к этому ребенку, теплому и скользкому, только что покинувшему утробу ее дочери. Тогда малютка Чунчжа пока еще неосознанно улыбнулась бабушке и тут же громко завопила от голода.
Старуха положила ладонь на теплый лоб Чунчжи. Грудь девушки равномерно поднималась и опускалась, тогда как дыхание пожилой женщины начало замедляться.
Когда Чунчжа открыла глаза, ее ослепил яркий свет. Ей пришлось проморгаться, прежде чем она увидела бабушку, стоящую рядом с ней на четвереньках в сияющем ореоле.
– Чунчжа, постарайся вспомнить, что ты видела в своем морском сне…
Девушка улыбнулась:
– Я так рада, что тебе лучше, хальман.
Взяв бабушку за руку, Чунчжа вспомнила свой сон…
Когда Гончжу и Донмин явились к дому Чунчжи, в окошке мерцала свеча. Юноши смущенно переглянулись. Лейтенант Ли предупредил, что девушка их не ждет и уговорить ее, вероятно, будет нелегко.
Гончжу прошептал:
– Эй? Вы уже проснулись?
Когда Чунчжа открыла дверь, снег ворвался внутрь. Девушка уже оделась, тепло укутавшись от холода. Убедившись, что за ними никто не наблюдает, она пригласила молодых людей в дом. Гончжу и Донмин нерешительно вошли в теплую кухню. На столе стояли две миски, из горшка поднимался пар.
– Ешьте, – велела Чунчжа.
Гончжу поразился.
– Лейтенант Ли с‑с‑сообщил тебе, что мы собираемся делать? – спросил он.
Девушка помотала головой:
– Не лейтенант, а моя бабушка.
– Она очнулась? – Донмин уже вовсю орудовал ложкой.
– Ненадолго, перед самой смертью. – Девушка, рывшаяся в этот момент в деревянной шкатулке в поисках мелких ценных вещей, которые она могла пропустить, казалась совершенно спокойной.
Донмин был ошеломлен.
– Мы по-прежнему следуем плану лейтенанта? Без, э‑э… ну, ты понимаешь… – Он помахал рукой в воздухе.
Чунчжа глухо произнесла:
– У меня нет времени ее хоронить. В любом случае она уже совершила над собой похоронный обряд.
Молодые люди в замешательстве посмотрели друг на друга. Слова девушки походили на бессмыслицу. Донмин пожал плечами, а Гончжу попытался утешить Чунчжу, которая отвернулась, чтобы скрыть слезы. Она шмыгнула носом, после чего заговорила снова:
– У вас в рюкзаках найдется место для еды?
Юноши взяли два свертка, которые она им протянула.
– Вы тепло одеты? – Чунчжа нахмурилась, косясь на их тонкие шерстяные шинели.
Гончжу потопал ногами:
– Согреемся, как только пустимся в путь.
Втроем они вышли из дома, завернувшись в одеяла. У юношей в рюкзаках лежали сушеный батат, ячмень, сушеные водоросли и соевая паста. В узелке у Чунчжи – небольшой котелок, сушеная рыба, свечка и мешочек с солью. На шее у нее висел маленький кошелек с жемчужиной, серебряной заколкой и зажигалкой.
Молодые люди прокрались вдоль окружавшей деревню извилистой тропинки, по которой ходили солдаты, назначенные в караул. В лунном свете они без труда находили дорогу и шагали, не спотыкаясь, но мягкий снег не мог заглушить хруста ботинок по замерзшей листве. Этот шум внушал юношам ужас, однако Чунчжа была невозмутима, точно все происходило во сне. Она знала, что сейчас стужа, но ее тело нисколько не мерзло.
Девушка взглянула на Гончжу. Тот с тревогой обозревал окрестности, держа руку на кобуре. Заметив, что Чунчжа смотрит на него, молодой человек улыбнулся; его улыбка промелькнула короткой вспышкой и погасла так же быстро, как появилась.
Когда небо начало светлеть, троица добралась до шоссе. Чунчжа повернулась к Гончжу и тихо произнесла:
– Снег так и валит. Он заметет наши следы. Что нам делать?
Гончжу оглянулся назад, на его лице отчетливо читалось беспокойство. Донмин зачерпнул снега и, съев немного, громко застонал:
– Я такой голодный, что убил бы за…
В небо взмыл черный дрозд. Чунчжа, недолго думая, потащила обоих юношей за большой валун, на котором росло чахлое деревце. Где-то ошеломляюще близко раздался мужской голос:
– Слышали? Кто-то сказал, что он голодный. Звук донесся оттуда!
Внезапный порыв ветра подхватил конец повязки, которой была обмотана голова Чунчжи, и выметнул ее над валуном словно флаг, сигнализирующий о местоположении беглецов.
Девушка в ужасе потянула ткань обратно, сердце ее бешено заколотилось.
– Видели? Там, над высоким камнем? – послышался голос другого мужчины.
– Я тоже заметил! Что-то мелькнуло и опять пропало, – с явным беспокойством ответил ему голос третьего.
– Это коммунист – ну-ка, за работу, зачистим это место!
– Ты что, дурак? Зачем коммунисту парить над камнем?
– Ты разве не слышал, что оно сказало? Это голодное привидение! И оно хочет кого-нибудь убить!
– Я не верю в эти невежественные сказки.
– Тогда иди сам и посмотри.
– Пистолет-то у тебя.
– А значит, я здесь главный. И я не собираюсь тратить патроны на привидение.
– Это не привидение. Голос-то человеческий.
– Ты что, не знаешь? У голодных привидений голос такой же, как у нас с тобой.
– Они съедят наши души, если мы не дадим им еды!
– Если мы не будем его беспокоить, оно не сможет нам навредить.
В ночи грянули два выстрела, прервав спор.
– Слыхали?
– Похоже, они начали без нас.
– Давайте-ка вернемся в деревню, пока не пропустили всю акцию.
Чунчжа, Гончжу и Донмин сидели на корточках за валуном до тех пор, пока у
