Стаффану, и я слышал, как она спросила, кто такая Бесси Смит.
Утром первого января я проснулся на диване. Мы с рыжей спали валетом. На рассвете девушку вырвало.
Каникулы кончились. На улице минус пятнадцать. Стаффан, трясясь от холода, возился на крыльце школы с самокруткой, но пальцы не гнулись от холода. Пришлось ему зайти в вестибюль и скатать самокрутку там.
— Почитал Экелёфа? — спросил он и лизнул бумагу.
— Да, — солгал я. — Полистал.
— Им надо жить. У меня он всегда с собой.
Он хлопнул себя ладонью по карману пальто. Прозвенел звонок, мы вошли в класс, и я сел у окна. Вошел Янне с новым портфелем. Наверное, на Рождество подарили.
— Итак, — начал он, с хрустом грызя леденец, — поздравляю с началом нового семестра. Мы продолжим работать с Шекспиром, нас ждут «Двенадцатая ночь» и «Сон в летнюю ночь». Сценическое мастерство — как в прошлом семестре, одна-две сцены из каждой пьесы. На уроках шведского языка и занятиях по истории театра займемся анализом. Прочитайте обе пьесы побыстрей. Они вон там, внизу.
Янне указал на стеллаж рядом со мной.
— Элисабет Асплунд перевелась в гимназию Броммы, а Улла родит… — Он смотрел на нее. — В феврале?
— Да, — подтвердила Улла.
Я встал.
— Мне надо выйти, — объяснил я уже в дверях. Вышел во двор, побежал к электричке, изо рта у меня вырывался пар. Я вытер слезы, но они все набегали и набегали.
Я приехал в центр, стал шататься по улицам. Зашел в кафе, где мы с ней были, когда покупали мне одежду. Уличные столики исчезли. Люди торопились мимо, они, похоже, стосковались по теплу. Я сел, заказал капучино. Мне казалось, что она умерла. Я все плакал, плакал. И не то чтобы хлюпал носом или еще что. Просто слезы лились сами собой. Я даже не понимал почему. Я же думал, что забыл ее.
За столиком поодаль сидела девушка с учебником и блокнотом. Курила «Кэмел». Я поднялся и купил сигареты и спички в табачном киоске через дорогу. Вернулся в кафе. Я почти не курю, но мне нравилось смотреть на сигареты, лежащие на столике передо мной. Я помнил, как она вытаскивала пачку из кармана, как пускала дым к маркизе[39]. Я распечатал пачку, закурил. Выдул дым к потолку. Я все еще плакал, пришлось высморкаться — взял салфетку и затрубил в нее. Девушка с учебником покосилась в мою сторону. Я смял салфетку, сунул в карман. Докурив, закурил еще одну сигарету. Не знаю, нравилось мне курить или нет. Мне нравился запах. Ведь это часть ее запаха.
Бабушка ушла в пенсионный союз. Я упал на кровать и пялился в потолок. Пятно сырости превращалось в лицо Элисабет.
И тут позвонил Смурф.
— Можно зайти?
— Да, — ответил я. — Ты где?
— В городе.
— Заходи, если хочешь.
Я лежал на кровати, ждал его. Заснул, проснулся от звонка в дверь. На пороге стоял Смурф — на плечах и волосах целые сугробы. Он присел, чтобы расшнуровать ботинки, он расшнуровывал, расшнуровывал… Я чуть снова не заплакал.
Смурф был бледен до белизны. Из-за черного шерстяного свитера казалось, что лицо у него светится.
— Они меня ищут, — сказал он и уселся на реечный стул у меня в комнате.
— В каком смысле?
— Хотят со мной расправиться.
— Твои друганы?
Он кивнул.
— На каникулы я уехал в Питео. А вчера не решился пойти в зубрилыпо. Остался дома, и мне пришло письмо. Меня вызывают на собрание, сегодня вечером. Если я туда не приду…
— В сарае? — уточнил я.
Он кивнул.
— Мне надо где-нибудь спрятаться. Уехать из города. А денег нет. Не можешь одолжить?
Я достал свои богатства. Пятьдесят крон купюрой и несколько однокроновых монет.
— Вот, — я протянул ему деньги. Смурф посмотрел на них.
— Это все, что у тебя есть?
— Да.
Смурф судорожно втянул воздух, дернул кадыком.
— Может, мне пожить у Курта? — спросил он. — Они про Курта не знают. Буду сидеть дома, они меня и не найдут.
— У Курта жить тухло, — предупредил я. Смурф издал короткий смешок.
— Помнишь, как я пытался спать в подвале? Проводишь меня к Курту?
42
О, братья мои, о мои сестры!
Такова она — любовь!
Мы оделись, вышли, поднялись к станции метро. Уже почти стемнело, снегопад утих. Большие снежинки кружились, падали, исчезали.
Через турникет мы вышли к лестнице на перрон — и тут заметили их. Все трое сгрудились у нижней ступеньки эскалатора. Я встретился взглядом с Хоканом. Смурф резко развернул меня. Ноги налились тяжестью, я едва переступал. Отрывать подошвы от земли приходилось с усилием.
— За ними! — услышал я рев Хокана за спиной; словно в дурном сне, я медленно, со страшной усталостью в теле пробежал через турникет. Смурф несся к Зимней бухте. Я нагнал его и дальше мчался, уже не оборачиваясь, — вниз, через промышленную зону, к новостройкам. На пустыре между домами я остановился, дожидаясь Смурфа. Он прибежал, задыхаясь. За спиной у нас стояла новогодняя елка. Ветки покачивались на ветру, лампочки мигали.
— Оторвались? — пропыхтел Смурф. Я осмотрелся.
— Хорст! — крикнул кто-то за нами. — Хорст, стоять!
Мы снова бросились бежать — вниз, к воде, ко льду. Смурф тяжко дышал мне в затылок. Кажется, всхлипывал.
— Хорст! — металось между домами эхо. На нас бежали три тени. Я дернул Смурфа, и мы в прощальном жидком свете дня выбежали на лед. Бежали между Ротхольменом и Линдхольменом[40]. Смурф споткнулся. В сумерках позади нас я видел наших преследователей. Хокан далеко оторвался от двух своих подельников.
— Хорст! — орал он.
— К каналу! — крикнул я.
Мы бросились к проходу во льду. Я обернулся и увидел, что все трое наддали.
— Может, остановимся, примем бой? — задыхаясь, спросил я, когда Смурф пробежал рядом.
— У них слезоточивый газ!
Он обогнал меня и помчался к каналу. Со стороны города приближалась лодка. Светился белый мачтовый фонарь, я видел красный огонек на борту. Смурф остановился на краю канала.
Льдины на воде были еле видны. Смурф бежал вдоль прохода, высматривая льдину, чтобы прыгнуть на нее. Три поднесло поближе к нашему краю, и мы двинулись к ним. Смурф прыгнул на большую льдину, перескочил на следующую, потом дальше, оскользнулся, едва не съехал ногами в воду, шатаясь, поднялся, перепрыгнул на следующую, и вот он на твердом льду. Хокан был уже где-то у меня за спиной. Я прыгнул на большую льдину, потом пропрыгал по трем поменьше, под моей тяжестью они уходили в воду. Ботинки намокли. Я видел зеленые и
