– Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.
– Но она застала вас в своей комнате.
– Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошелтуда с мамой.
– Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?
– Да.
– А зачем вы ее открывали?
– Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобыДиана потом говорила, будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.
– Вы нашли сумочку, когда ставили машину после того, какприехали домой?
– Да.
– И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?
– Да.
– И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?
– Да.
– И вы сразу же пошли с ней к матери?
– Да.
Мейсон повернулся к миссис Бартслер:
– Сколько времени спустя после того, как сын принес вамподвеску, вы отправились в комнату мисс Рэджис?
– Почти тотчас же.
– Уложим все это во времени, – сказал Мейсон. – Вы могли бысказать, что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына сэтой подвеской?
– Это наверняка заняло времени не больше, – холодно ответиламиссис Бартслер.
Карл Фрэтч слегка нахмурился.
– А вы, кажется, утверждаете, – обратился к нему Мейсон, –что пошли к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке миссРэджис?
– Не могу сказать этого совершенно точно, – ответил Фрэтчнетерпеливо. – Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь унизительномудопросу.
– Однако вы утверждаете, – продолжал Мейсон, – что нашлисумочку, поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу жеотнесли ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразуже в комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнатумисс Рэджис, и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы, чтоона должна была оставить «Коралловую Лагуну» перед вами, чтобы успеть вернутьсядомой и сделать все это…
– Я могла немного ошибиться во времени, – перебила миссисБартслер с ледяным достоинством. – Когда я теперь над этим задумываюсь, топрипоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то издомашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала Карланекоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и что он узнало ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее слишком похвально.
– Следовательно, это продолжалось некоторое время?
– Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.
– Это продолжалось пятнадцать минут?
– Мне трудно установить пределы времени.
– Могло продолжаться целых полчаса?
– Может быть.
Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:
– Вам достаточно?
– Сколько вы требуете, Мейсон?
– Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, яхочу получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходноепособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своейклиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.
– Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебеэтого до смерти! – накинулась на мужа миссис Бартслер. – Этот человек приходитсюда и имеет наглость сомневаться в словах Карла!
Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.
– Конечно, – вставил Мейсон, – если вы хотите конфронтацию всуде и допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.
– А впрочем, делай как знаешь, Язон, – заявила миссисБартслер. – В конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться отэтой уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этогомомента, с того дня, как переступила порог нашего дома.
И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотелбыло исчезнуть вслед за ней.
– Подожди, Карл, – остановил его Язон Бартслер. – Задержисьеще на минуту, хорошо?
Колебание молодого человека было заметным. Однако,поразмышляв, он пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.
– Ты, гаденыш, – сказал Бартслер, не повышая голоса, какбудто разговор шел об обыденных вещах. – Номером с этой бриллиантовой подвескойты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та девушка– горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя получилось лучше,потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у нее пропала этаподвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а утром подвеска оказаласьна своем обычном месте. Я основательно это обдумал. Теперь я вынужден буду затебя платить. Твоей матери необязательно об этом знать, но ты помни на будущее,что я раскусил тебя, ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь – прочь отсюда!
Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен былпоказать, что он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденногонежелания возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться снеприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о вежливости.
Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся кМейсону:
– Итак, сколько?
– Мне действительно трудно определить сумму. Я пришелполучить вещи своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и…
Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.
– Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, – отозвалсяФрэнк Гленмор. – Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, котораяприехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.
– Диана была пьяной? – спросил Бартслер через плечо.
– Нет.
– У нее был подбит глаз?
– Нет.
Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренниестворки, выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящихновеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять, он заколебался, прошептал:«Диана – это хорошая девушка», – и отсчитал еще пять. Задумался на минуту,сказал Мейсону:
– Вам тоже положен гонорар, – и отложил следующие пять вотдельную пачку. – Две тысячи долларов, – сказал он. – Полторы для нее ипятьсот для вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всякихпретензий и обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, чтотолько можно придумать.
– К сожалению, – ответил Мейсон, – сейчас я не располагаюполномочиями для заключения договора.
– Вот телефон, – заявил Бартслер. – Поговорите со своейклиенткой. Я хочу решить это дело положительно и окончательно.
