его запаха почти не чувствовала, но вот вкус ощутила сполна. Вкус слюны, языка, губ — мне казалось, он не целует меня, а пьёт, втягивает в себя. Мою вторую руку Варг схватил и потянул к себе, положил на грудь, гладя меня собой. Горячая кожа скрывала его нечеловеческую силу. Я попыталась вырвать руку, и Варг рыкнул, недовольный непослушанием. Сжал пальцы так, что едва кости мне не сломал, дёрнул руку вниз, кладя её на член. Заставил обхватить ладонью, тихонько постанывая, порыкивая мне в рот от каждого моего движения. Наклонился, целуя грудь, покусывая, втягивая в рот соски, моментально ставшие твёрдыми.
Болезненно, жёстко. Это было… чересчур. Слишком. Давление его бёдер на мои, требовательно оттягивающие соски губы, рука, удерживающая мою на его плоти, тугой и гладкой. Я стукнулась затылком об пол, выдыхая сквозь зубы удушливый воздух.
Пальцы Варга скользнули между моих ног — я не стала сдвигать колени, потому что это было бессмысленно. Я ждала, что он попытается протолкнуться в меня и заранее сжалась, но нет — сперва он только поглаживал, неожиданно мягко и почти трепетно, а затем поднёс влажные пальцы к губам и глубоко вдохнул терпкий запах.
— Не надо… — я не смогла промолчать, хотя, казалось, его прикосновения стягивали меня, как нити сплетённой изнутри паутины.
— Ты так пахнешь, Тиль… Так пахнешь… — твердил он, облизнув пальцы, и я зажмурилась, чтобы хоть как-то отстраниться от этого безумия.
Не помогло. Варг прошёлся губами от груди по животу и ниже. Раздвинул ноги — и сразу же лизнул меня там, между ног, поцеловал так же властно, как до этого целовал в рот. Живот сводило, я приподнималась на лопатках, выгибая поясницу, дыхание сбивалось, и я сама же искусала свои губы, пытаясь сдержать рваные хрипы и выдохи.
Вытянула руки — бёдра изнутри были влажные. Дёрнула Варга за волосы, сначала легонько, потом сильнее. Потом так сильно, что едва клок волос не вырвала — всё это было чересчур. Слишком.
…он понял меня по-своему.
Что-то забормотал, накрывая моё тело своим, заслоняя от меня и небо, и ад земной. Я заплакала беззвучно и снова начала отталкивать его от себя, уже ни на что не надеясь. Варг вошёл в меня очень резко, безжалостно — но легко. Я взвыла, вот только он же сказал, что считал слова — мёртвыми. Между ног было влажно, очень влажно, и если верить ощущениям, а не словам… Что ж. Наверняка и запах моей крови он чувствовал. Вдыхал его, наслаждался им, пока толкался членом внутри, казалось, всё сильнее и глубже, всё быстрее, пока я вовсе не прокусила губу, и теперь кровь была ещё и во рту.
…что было потом?
Всё, что было потом, слилось в один бесконечный полёт, точнее — падение. Сложно было сказать, наверняка.
Боль отступила, хотя и не сразу. Варг закончил со мной куда позже. Измочаленную тряпку стыда можно было выбросить где-то посередине — я больше не закрывала глаз. Не сопротивлялась, когда он трогал меня, вылизывал, вынеживал — пальцами, членом, губами, везде. Когда он заставлял и меня его трогать, брать в рот его перепачканные моей же влагой пальцы, член, хотя я была уверена, что меня наизнанку вывернет. Не вывернуло. Впрочем, речь шла только о желудке — что касается души, я бы не была так уверена. Когда он перевернул меня на живот и снова вошёл, уткнувшись острым подбородком между лопаток, я только закусила выбившуюся соломинку.
Больно.
Но…
Я сжимала его, не могла не сжимать, и чувствовала пульсацию члена, трение, толчки спермы внутри, его палец, кружащий у меня между ног чуть выше, вытягивающую мутную сладкую судорогу собственных бёдер, совершенно неконтролируемую и неудержимую. Во всём этом не было лжи, и он это знал. И потом, когда обессиленно уткнулся лицом в солому, Варг позволил мне подняться. Не стал смотреть, куда я иду и что делаю. А я добралась до мотка верёвки, схватила его — пальцы дрожали, ноги, перепачканные кровью, спермой и влагой — тоже.
— Что ты делаешь, — лениво пробормотал он. — Меня это не удержит. Порву.
— Хочу посмотреть на это.
— Смотри.
Я не ответила, спутывая, связывая его ноги и руки узлами, которым обучил нас с Вандером ещё в детстве повар в отцовском доме, когда-то служивший на корабле. Надежные узлы, но дело было не только в них. Дочь клэдэ не спасла собственную честь и собственное сердце, не удержалась, не защитила себя, но заговорить верёвку она всё-таки могла. Невелик фокус, да и сил не требует. То, что надо.
Отошла к двери, любуясь на результат: перекошенное лицо осознавшего мою затею Варга, мигом покрасневшее и растерявшее довольство сытого кота.
— Будешь кричать — тебя найдут, на всё ваше блохастое племя засмеют слабака. Опозоришься на веки вечные, княжеский сынок, — сказала я. — Заговор верёвки закончится к рассвету, может, раньше.
Губы двигались с трудом, как замороженные. Что же скажет отец, когда увидит меня… Нет, ничего он не увидит. Мой отец — сильный маг, но всяким женским штучкам вряд ли обучен, а я умею делать «нормальное» лицо, чистое и не опухшее, скрою следы укусов, кровоподтёки. Не забыть бы про шею. Тело тоже прикрою. Платье порвано безвозвратно, но в маленькой котомке, валяющейся на соломе — подаренная Лурдой волкулачья сорочка. Дойду до избы как-нибудь, в темноте.
Самое смешное, что тонкая нитка с тяжелым княжеитом — варгов подарок — не порвалась. Сначала я хотела швырнуть их ему в лицо, но почему-то не стала.
Варг рычал, скалился, силясь порвать-таки верёвку, глядя на меня беспомощно, зло… впрочем, было в этом взгляде ещё что-то, чему я не в силах была дать название.
— Прощай, волк, — сказала я, просто потому, что не знала, что же ещё можно ему сказать. — Быть твоей чэвэнь — великая честь, не спорю, но мне она не нужна.
А потом добавила, хотя это и было лишним, хотя я тут же пожалела о вырвавшихся из искусанного, исцелованного рта словах, да только не придумано такого чаровства, чтобы стереть сказанное из чужой памяти:
— Захочешь — найдёшь.
* * *
Это такое глупое чувство, когда живёшь с сердцем, разбитым на две половины, на «до» и «после». Когда ночь не приносит сна и покоя, когда каждый рассвет становится ещё одной ночью, только и всего. Я старалась, чтобы ни отец, ни брат не заметили того, что со мной творится.
А что со мной творилось? Сложно сказать.
С одной стороны, я безумно стыдилась того, что произошло в посёлке
