— Стой.
Младший княжеский сын был один, хотя за полдня, проведённые в поселении волкулаков, мне стало казаться, что они везде и всюду ходят стаей. На самом деле, это глупое ощущение создавалось потому, что волкулаки друг друга чувствовали и реагировали всем скопом. Стоило одному вскинуть глаза, как ещё пятеро рядом оборачивались следом.
А вот теперь Варг — если я правильно запомнила имя — стоял передо мной один. Чуть прислонялся к сложенной поленнице дров плечом, вызывающе небрежно, уверенно — он был на своей территории, он был на вершине иерархии и явно чувствовал себя хозяином. Взгляд жёлтых, как спелые груши, глаз — бесстыдный, тёмный. Простая льняная рубашка расстёгнута на груди, гладкой, загорелой, мускулистой. Я же в своем дорогом платье из душной тяжелой ткани смотрелась здесь нелепо, точно кружевной чулок среди деревенских порток. Стало неловко глазеть на незнакомого мужчину, и я уставилась на резные ставни высокой избы — не изба даже, терем. Волкулаки по сути не нуждались в человеческом жилище, но старались уживаться с людьми, не демонстрируя сверх надобности своей животной натуры. Так что мы с отцом приехали в самое обычное поселение, и не скажешь, что волчье: просторные ладные избы, подворья, даже церквушка какая-то затесалась, только лошадей нет. Я представила, как волки всей стаей воют на икону святого Рианта и едва сдержала улыбку.
Варг тоже улыбнулся, насмешливо, но благосклонно, чуть склонив лохматую голову к плечу. Мне стало не по себе, но страха я выказывать не стала — вот ещё. Хотелось демонстративно сморщиться или даже почесаться, оправдывая прозвище «блохастый», которое было у нас для мохнатых в ходу, но я сдержалась. Во-первых, слишком уж холёно он выглядел, как-никак — княжеский сын, как бы ни смешил этот громкий титул — сколько их, хвостатых, наберётся, несколько сотен? Хорошо княжество! А во-вторых, воздух здесь был свежим, для меня, привыкшей к городским запахам нечистот, которые могли выплеснуть на мостовые из окна, да лошадиного навоза, горки которого убирали с улиц куда реже, чем требовалось. Волкулаки не держали скотины, и в их поселении пахло прелой соломой, влажной от первых осенних дождей древесиной, а ещё — лесом.
— Ты дочь клэдэ? — по моему лицу он понял, что это слово мне неизвестно и исправился. — Городского чаровника?
Я кивнула — можно сказать и так. Стоять вот так, друг напротив друга, было и вовсе неудобно. Я собиралась сказать, что пора к отцу, но волкулак меня опередил. Шагнул вперёд, стремительно-текущим движением — я не успела ни отскочить, ни взвизгнуть, хотя хотелось и того, и другого.
— Стой, — повторил он.
Не знаю, почему, я подчинилась — что-то такое было в этом приглушённом голосе, что заставило меня замереть на месте.
Варг не коснулся меня и пальцем, хотя я почувствовала жар его кожи, горячее дыхание. Склонился над моей растрёпанной головой, вдыхая запах волос, не спеша, обстоятельно. Больше всего хотелось огреть его ближайшим поленом, однако до поленницы было шага четыре.
И один ненормальный волкулак.
На мгновение его лицо оказалось прямо перед моим. Я видела и неестественно-жёлтые радужки глаз, и раздувающиеся ноздри, легкую поросль тёмных коротких волос на подбородке и над верхней губой, чуть подрагивающей, словно княжеский сын старался сдержаться и не зарычать по-звериному, не оскалиться.
Не зарычал. Вдыхал запах: волос, шеи, груди… Когда я представила, как он опускается на колени, прижимаясь лбом к животу, чтобы ощутить тот самый, стыдный запах естества, оторопь прошла, щёки залила краска, я отшатнулась и зайцем кинулась прочь.
Он не коснулся меня и пальцем, но я чувствовала себя перед ним более обнажённой, чем если бы стояла голой. Более грязной, чем если бы моя кожа соприкоснулась с его ладонью или губами.
Я пожалела о том, что упросила отца взять меня с собой. Впрочем, ближе к полуночи мы уедем обратно, надеюсь, за такой короткий период со мной не случится более никаких нежеланных встреч. Просто не нужно больше оставаться одной…
…надеюсь, что это просто.
* * *
В предоставленное нам князем жилище я не пошла, до вечера я протолкалась на женской стороне, около женских изб. И почувствовала себя почти в безопасности среди простоволосых молчаливых теней, стройных, но сильных, даже жилистых, обряженных то ли в просторные нижние рубашки до середины голеней, то ли в бесформенные платья, сшитые без особых заморочек из одного куска ткани. В городе я постыдилась бы даже выйти в таком после сна к отцу или брату, но здешние обитатели, похоже, были лишены подобных предрассудков. Моё присутствие было так же воспринято совершенно естественно, несколько равнодушных взглядов — и всё.
Я представила свой визит в обычную деревню — деревенские девки мигом бы сбежались, ревниво косились бы на местных парней, принялись бы глазеть на платье, обсуждать приезд городских «чаровников», кто посмелее — принялся бы расспрашивать… Волкулачки занимались работой — кто возился с шитьём и пряжей, кто нянчил маленьких, жмущихся к коленям, каких-то бесполых на вид ребятишек, кто сгребал сухую листву… я присела на узкую скамейку у входа в избу и наблюдала, не зная, уместно ли сидеть вот так, ничего не делая, или стоит предложить помощь.
От помощи они отказались.
Очень скоро я пришла к забавному выводу: все женщины волкулачьего племени как будто делились на две группы. Те, что составляли первую, ходили суетливо, торопливо переставляя не по-осеннему босые ноги, опускали глаза и словно бы старались занять поменьше места. Те же, что из второй, передвигались уверенно, неторопливо, с какой-то особой плавностью, смотрели в глаза собеседнику прямо и будто лучились изнутри внутренним собственным светом. Сперва я предположила, что, несмотря на декларируемое равенство, в племени есть простые и более знатные рода, но смешливая бойкая Лурда, с которой я случайно столкнулась на пути к колодцу, рассказала мне, как в действительности обстоит дело. Нашему языку волкулаки учились с детства, хотя писать и читать на нём не умели, но говорили прекрасно, разбираясь не только в грамматике, но и понимании уклада и традиций. От неё же я узнала, что избы-терема — для работ и гостей, а живут волкулаки в подземных логовах.
Может, пошутила она так, посмеялась над витающими в воздухе сказками?
— Наши женщины делятся на четыре группы, — охотно болтала Лурда, без особых усилий перехватив жестяное ведро, полное до краёв воды. — Шитра — невинные девочки и девушки, не знавшие мужчину в силу возраста или каких-то иных причин. Вогэл
