настал новый День Жизни. Ветерки превращались в бойкие вихри, облака проливались чистыми дождями, птицы разбивались на пары, ангелы созидали из света сияющий кокон… Мирикии лежала в пушистом облаке и смотрела в хрустальный шар. Раз — и радуга из мира Земли расцветила шар семицветьем, и родились внутри него семь разноцветных островов, парящих в пустоте. Два — и жемчужина из мира Воды упала из ладони ангела на шар, стукнулась о него, растворилась, проникла сквозь хрусталь и явилась пятью новыми островами, призрачно-зыбкими, непостоянными. Три — и лавовый камень из мира Огня, войдя в шар, сделался великими островом, на котором — так решила Мирикки — будут соседствовать зима и весна, лето и осень. И вырвала девушка-ангел перо из своего крыла и дунула на него. Легко скользнуло перо сквозь прозрачную поверхность шара и обернулось белой птицей. И тогда Мирикки вселилась в тело птицы, взмахнула белыми крыльями — и стали расти крылья, и разбился шар, разбрасывая по облакам хрустальные осколки — и освободился новый мир, увеличился, расширился, устремляясь в новое, незанятое еще пространство, туда, где Создатель Всех Миров оставил достаточно места для творений своих детей — новых мироздателей.
Снова стала ангелом Мирикки, но теперь она могла обращаться в птицу семи обликов — создательницу и богиню мира Семицветья, мира радуги, мира надежды…
— Что ж, — задумчиво произнесла Лорели. — Путешественники по мирам, те, кому тесно в своем, порой вот так и заканчивают. Хотя о чем это я?.. для нее ведь все только начинается. И ведь красиво получилось!
И Лорели, поймав плавающий меж облаков осколок хрустального шара, играючи превратила его в прозрачную крошечную птичку.
История четвертая. Колокольчики Сельны
У людей существует поверье, что если срубить дерево, у которого есть дриада-хранительница, то она погибнет. Мне нравится, что они так думают. Кого-то, может, это заставит воздержаться от бессмысленного уничтожения лесов. Но на самом деле люди неправы. Они нас просто не знают. Не подозревают, что деревья мы себе избираем сами, силой своей магии создаем связь. Да, иногда она и впрямь становится настолько сильной, что лишившись своего друга, дриада погружается в глубокий сон, мало чем отличимый от смерти. И все же чаще всего, поплакав и погоревав, мы просто выбираем себе другое дерево.
Иногда нас называют древесными феями. Когда я стала немного разбираться в человеческих понятиях, то решила, что это, пожалуй, верно. Как и другие феи, мы рождаемся от союза мужчины и женщины. Сходимся с древесными духами, когда они принимают обличье прекрасных юношей. А иногда и с людьми, но так бывает редко.
Настоящие же дриады рождаются из древнего ствола, который сам собою раскалывается, отдавая дочери последние свои силы. Таких люди боятся и называют лесными кикиморами, ведь они совсем дикие — ходят растрепанными и нагими, ярко зыркают глазами и едва умеют разговаривать.
Говоря откровенно, сейчас я была бы рада обществу и такой сестры. В этом лесу кроме меня живет древесный дух, связанный с дубом, что растет у самой северной опушки, но с ним мы так долго существовали здесь вместе, что просто друг другу надоели. Когда-то нас было больше. Но одни погрузились в вековой сон, другие просто истаяли от старости. Мы все-таки тоже не вечны. Я и сама несколько раз ложилась вздремнуть ненадолго — лет на двадцать-тридцать. И чем старше становилась, тем яснее понимала — мы умираем, потому что надоедает жить.
Но мне не надоело. Может быть, потому еще, что я давно уже изучаю людей. Если порой в моих волосах распускаются цветы, моя кожа — цвета вишневых лепестков, а в жилах течет древесный сок, это же не значит, что я не способна понять других существ? Правда?
Ночь. Из трактира доносятся звуки скрипки. Трактир — это такой дом, где останавливаются путники, а местные приходят по вечерам, едят, пьют и веселятся. Я и сама люблю невидимкой затаиться у окна, слушать музыку. Деревья тоже ее любят. Если бы люди знали, может, они приходили бы в лес играть для них?
Я бы и сама сыграла для людей, но боюсь. Они, вроде, и неплохие, но кто их знает, что сделают, услышав вдруг звуки ниоткуда? А раскрываться и того опаснее… И потому я жду и уже совсем глубокой ночью вхожу в дом Тэнго — молодого мастера-кукольника. Он мне нравится, он любит лес, а еще — вырезает игрушки из коряг и частиц упавших стволов. Хорошо, когда умирающей части древа дается новая жизнь… Вот они, стоят на полке — мои любимцы! Кот и кошка. Гладкие, округлые, блестящие, пестрящие веселыми разводами. Котик светлый — ольха, кошечка темнее — дуб. В них внутренняя красота древесная, глаз не отвести. И я начинаю свою магию.
Хорошо поработал мастер Тэнго, вложил душу, вновь пробудил жизнь, мне надо лишь дать ей раскрыться. Как почке на ветке. Тихо-тихо запеваю я песню. Она ни о чем и обо всем. Люди, наверное, сочли бы ее сходной с легким, веселым шелестом листвы… Но вот эти кошки, которые сами были деревом, понимают — это песнь весны, песнь пробуждения. И они оживают. Шерстка блестит, подрагивают ушки, легко ступают мягкие лапки. Светлый кот сразу прыгает с полки мне под ноги и начинает о них тереться. Темная кошечка ждет, лениво потягивается, потом надумает и наконец делает изящный прыжок вниз и также подходит ко мне. А молодой мастер спит, и, наверное, слышит во сне мою песню. Но он не проснется, я этого не хочу, моя магия не даст.
Мне нравится этот дом, пахнет деревом, пахнет травами. И не чувствуется зла. И я начинаю играть. Хотя я с рождения — покровительница вишневых деревьев, но сейчас у меня в руках три стебля с гроздьями розовых колокольчиков. Они волшебные, разных размеров, и издают переливы чистейших звуков — ни у кого больше нет такого инструмента. Кот и кошка начинают мяукать — подпевают мне, ходят кругами. Весело!
Надоедает играть, и я сажусь на теплый дощатый пол. Луна ярко светит в окно. Кот и кошка садятся рядом, я глажу их пушистые спинки.
— Что, друзья, хотите узнать, откуда у меня эти колокольчики? — спрашиваю я их.
— М-р-р, — отвечает кошка.
— Мя-а… — отвечает кот.
— Тогда слушайте.
Случилось это давным-давно. Я была еще совсем девчонкой, хранительницей тоненькой вишни. В нашем лесу жили феи, духи и дриады, хотя и тогда их было немного.
