снова спросил:
– Почему мы здесь остановились?
– Американский лейтенант хочет знать, что мы тут забыли.
– Скажите ему, что мы, как и он сам, выполняем приказы его генерала.
Замерзшую толпу – женщин, детей и старика – оттеснили к ручью. Кто-то начал стонать. Двое из мужчин в форме стали совещаться, почти касаясь друг друга касками. Это были такие же националистские солдаты, как Гончжу и Донмин, только в боевом снаряжении. Затем мужчины разошлись, и один из них приблизился к солдату. Гончжу жалел, что не слышит, о чем они говорят. Солдат подошел к другому солдату и встал рядом с ним; оба вскинули винтовки. Их примеру последовали еще трое солдат, которые подняли дула и направили их на перепуганных селян. Между винтовками и живыми мишенями встал стройный офицер в зеленой националистской форме. Он закурил сигарету и выпустил изо рта дым.
– Где прячутся мужчины? – обратился офицер к дрожащей толпе.
Никто не осмелился ответить.
Офицер затянулся и скучным голосом проговорил:
– Я что, должен пристрелить кого-нибудь, чтобы получить ответ?
Вперед выступила маленькая женщина. Лицо ее казалось совершенно белым.
– Мужчины мертвы, – сказала она.
Чунчжа тихо застонала. У женщины был голос матери Суволя. Гончжу зажал ей рот рукой.
– Если будете продолжать врать, мы начнем по очереди расстреливать вас, пока кто-нибудь не скажет правду.
– Мы уже сказали вам правду, но вы не верите. Если собираетесь нас убить, то сделайте это до того, как мы замерзнем насмерть. – И миниатюрная женщина сплюнула.
Офицер ударил ее с такой силой, что голова ее мотнулась в сторону, и женщина упала на землю.
Офицер заорал:
– Как смеет женщина так разговаривать с мужчиной?! Я задал простой вопрос: где мужчины? Я пощажу того, кто сообщит мне правду.
Рыдания становились все громче. В задних рядах толпы возникло какое-то движение. Вперед, хватаясь за плечи и руки женщин, мимо которых он проходил, медленно пробирался дряхлый дед.
– Отец, пожалуйста!.. – всхлипнула какая-то женщина.
Старик попытался выпрямиться, но не смог. Его поддержали женщины. Дрожащим от старости и холода голосом он произнес по-японски:
– Пресмыкающийся перед япошками кесекки! Я единственный мужчина, оставшийся в живых. Хочешь убить меня? Так убивай! Женщинам и детям угрожают только трусы.
Националистский офицер приблизился к старику, плюнул ему в лицо и по-японски же ответил:
– Старик, я буду более чем счастлив покончить с этим.
Американец повернулся к переводчику:
– Что они говорят?
– Они перешли на японский.
– Почему? Они что, шпионы?
Переводчик не ответил на вопрос, уязвленный невежеством иностранца. Неужто американцы не знают, что выбранный ими националистский офицер в прошлом известный коллаборационист, работавший на японцев? Или им попросту наплевать, что они сотрудничают с предателями? Переводчик сглотнул и повернулся к бывшему коллаборационисту, который теперь являлся его командиром.
– Американец хочет знать, не являетесь ли вы и старик японскими шпионами.
Офицер рассмеялся резким, лающим смехом.
– Американца все это ничуть не волнует. Ему просто требуется подходящее оправдание для своей совести. Скажи ему то, что он хочет услышать.
Переводчик заколебался. Он хотел остановить то, что должно было вот-вот произойти, хоть и видел, что с его английским эта задача ему не по плечу.
– Он говорит, что они не шпионы. Шпионов тут нет. Коммунистов тоже.
– Где все мужчины? Это абсурд: гора закрыта, а в деревне полно женщин и детей! Мужчины явно где-то скрываются, потому что они – коммунистические шпионы. Дан четкий приказ.
Переводчик, чувствуя дурноту, перевел.
Чунчжа, прятавшаяся в пещере, отчаянно жалела, что не поняла сказанного американцем. Переводчик, конечно, допустил ужасную ошибку.
Бывший коллаборационист бросил в медленный ручей окурок, и тот, прежде чем исчезнуть под слоем ила, некоторое время кружил на поверхности. Офицер крикнул пятерым солдатам, окружавшим сбившихся в кучу женщин и детей:
– Расстреляйте этого выжившего из ума старика! Всех расстреляйте! Мы и так потеряли здесь много времени.
Один из солдат осмелился подать голос:
– Командир, и детей тоже?
– Ты знаешь приказ. Он не делает исключения для детей коммунистов.
Какая-то женщина зарыдала, взывая к богам. Заплакали дети. Матери, закрыв им рты ладонями, начали умолять пощадить малышей. Пятеро солдат вскинули винтовки. Чунчжа хотела крикнуть, чтобы они остановились, но Гончжу, почувствовав ее лихорадочное волнение, схватил ее за руку и помотал головой. Когда солдат, спросивший о детях, опустил дуло, Чунчжа затаила дыхание.
Офицер закурил новую сигарету. Переводчик посмотрел на американца, надеясь, что тот положит конец безумию. Но тот развернулся и стал выбираться из ущелья, не желая становиться очевидцем неприятного зрелища. В официальном отчете он напишет, что в результате служебного задания территория горы была успешно зачищена от партизан-коммунистов.
Солдат, опустивший винтовку, упал на колени и опустил голову.
– Командир, я не могу стрелять в невинных женщин и детей. Пожалуйста, пощадите хотя бы детей.
– Чтобы получить очередную ораву хнычущих голодных сирот? – Офицер злобно выпустил струю дыма. – Ты считаешь этих людей невинными? Олух! Это коммунисты, которые пытаются тебя обмануть. Выполняй приказ или погибай вместе с ними.
Солдат, поколебавшись, положил винтовку на землю.
– Я прошу у вас прощения, командир, но я христианин. Я не могу убить их. Пожалуйста, простите меня, командир!
Офицер выдохнул в понуро опущенное лицо непокорного солдата пар.
– Христианский бог служит американскому делу, ты, благочестивый идиот! Эти приказы отданы непосредственно генералом Брауном, который посещает церковь куда дольше тебя. – Он крикнул другим четырем солдатам: – Снимите с него снаряжение и поставьте к остальным. Он явно коммунистический агент!
Чунчжу затрясло, и Гончжу был вынужден обхватить ее руками, чтобы избежать шума. Девушка начала всхлипывать, и он прикрыл ей ладонью рот.
Когда товарищи забрали у ошеломленного солдата оружие, какая-то женщина запричитала. Она взывала к духам предков, умоляя их о помощи. Старик повалился на руки тех, кто стоял позади него. Женщины и дети возле ледяного ручья дрожали от холода и страха. Выдыхаемый ими воздух белым облаком поднимался вверх.
Трое свидетелей сцены, припавшие к полу пещеры, оцепенели от ужаса. Гончжу прижимал ладонь к губам Чунчжи, у которой нарастала истерика. Донмин забился в дальний угол, заткнул уши и зажмурил глаза.
Офицер выбросил недокуренную сигарету в ручей и бросил четверым оставшимся солдатам:
– Начните с этой крикливой гадины. От ее визга у меня голова раскалывается.
Внезапную тишину наполнял едкий дым. Рот Чунчжи все еще закрывала дрожащая ладонь Гончжу, мокрая от ее слез. Донмин по-прежнему лежал, сжавшись в комок.
От груды тел в лохмотьях, похожей на кучу грязного тряпья, поднимался пар. Оттуда беспорядочно торчали руки и ноги, словно какой-то великан сгреб оторванные человеческие конечности и сбросил их в это горное ущелье.
Солдаты
