сказителя заполнял внутренний дворик трактира, всех их объединяло трепетное благоговение перед Тай Чэнсянем, первым небожителем среди земных бессмертных и основоположником пути совершенствования. Рассказы о нём стирали с его имени пыль минувших столетий, и великий бог, продолжая жить в трепещущих от восторга сердцах, незримо одаривал их благодатью.
Стоявшая неподалёку девушка задумчиво опустила ресницы. Одетая в чёрные мужские одежды, издалека она напоминала собой прекрасного юношу из благородной семьи, не достигшего ещё совершеннолетия, а потому обладавшего тонкими, не огрубевшими чертами лица. Изящные пальцы крепко сжимали обшитую шёлком продолговатую коробочку, на дне карих глаз плескалась усталость. Хотя внешний облик девушки выражал почти ледяное спокойствие, одного взгляда в её сторону было достаточно, чтобы понять её истинный характер. За маской безмятежности скрывался жаркий огонь, грозивший опалить любого, кто проявил бы по отношению к ней непочтительность.
Её волновала не столько история Тай Чэнсяня, с которой она успела ознакомиться в различных трактатах, сколько личность его ученицы. Увы, за какую бы книгу она ни бралась, в каждой из них о Юйчжоу было написано всего несколько строк: «Погибла, защищая учителя. Явилась во снах к ученикам Тай Чэнсяня с просьбой возвести храм в его честь, а также создать новую школу. Главой пятой школы, где можно одновременно обучаться четырём великим искусствам, она назначила дальнего родственника Тай Чэнсяня. Юноша по фамилии Тай, обучавшийся на горе Маошань, смиренно принял судьбу и построил дворец Истины как символ ученической преданности». Цайхуа проходила мимо трактира, когда седой старец начал рассказывать легенду о Тай Чэнсяне. В надежде узнать что-то новое, девушка решила ненадолго здесь задержаться, однако ничего интересного о Юйчжоу так и не услышала.
Год пролетел незаметно. Лу Цайхуа бы решила, что прошло всего несколько дней с тех пор, как Шанъяо вернулся в Каймин, если бы не триста шестьдесят его писем. Кроме них в её однообразной жизни ничего нового не было и только по ним она могла судить о количестве прожитых дней.
Чтение писем для Цайхуа было равнозначно глотку свежего воздуха. Каждый вечер она цеплялась за лист желтоватой бумаги, точно за спасительную ивовую ветвь, способную вытащить её из водоворота удушающей серости. Не сказать чтобы письма Шанъяо были слишком уж интересными, но, по крайней мере, они могли унести Цайхуа в мир далёкой и неизвестной ей горы Маошань.
Представители всех школ просветлённых вместе с учениками должны были вот-вот прибыть на Тайшань. Грядущее испытание для желающих поступить в Ли, Чунгао, Чуньцзе и Каймин совпадало с ежегодным праздником Цисицзе, и поэтому этот столь ожидаемый день будоражил воображение молодых просветлённых с удвоенной силой. С какой стороны ни взгляни, для многих решится судьба: кто-то покинет стены Чэнсянь, а кто-то обретёт любовь, если, конечно, найдёт в себе смелость признаться избраннику в чувствах. В конце концов, большинство из них были рады, что можно будет расслабиться и ночь напролёт танцевать, пить вино и просто наслаждаться жизнью.
Школа Чэнсянь напоминала сегодня растревоженный улей. Ученики и наставники, напрочь забыв об обязанностях, вовсю готовились к празднику. Даже самые спокойные и тихие места на горе, безлюдные в обычные дни, теперь пестрели одеждами разных цветов. Просветлённые стремились украсить все деревья подряд, пытались найти применение каждому пустому участку земли, чтобы в этом году Цисицзе стал ещё более незабываемым, чем в прошлом. Было очевидно: до позднего вечера суета не покинет стен школы. В подобной обстановке Лу Цайхуа не могла спокойно готовиться к испытанию, а так как участвовать в организации праздника ей не хотелось, девушка решила спуститься с горы. О том, что в городе Тай будет не менее шумно, она даже не думала.
Оживлённый гомон заполнил все улицы. Со счастливыми улыбками люди стекались в храмы, чтобы попросить небожителей даровать им семейное счастье, а затем устремлялись в различные лавки. Простолюдины и знать, паломники и нищие — все стремились приобрести что-то особенное для своих любимых людей. Сегодня сердца миллионов горели огнём светлых чувств, и город Тай преисполнился необыкновенной атмосферой любви и тепла.
Все в этот день были равны. Подобно беззаботным богам из Небесного царства, и жители, и гости священного города забыли о прошлом и будущем, о старых проблемах и распрях друг с другом. Все мечтали о том, чтобы как можно скорее открыть свои души любимым.
Как же хорошо, подумала Лу Цайхуа, провожая взглядом двух раскрасневшихся девушек. Обе прижимали к груди обёрнутые лентами свёртки. Если бы мир всегда наполняла любовь, в нём бы не было войн, разрушений и боли.
Поддавшись этой чарующей предпраздничной атмосфере, Цайхуа утратила бдительность. В это мгновение кто-то вплотную подкрался к ней сзади, а затем чужие ладони осторожно коснулись глаз девушки, полностью закрывая обзор.
Ошарашенная Лу Цайхуа уже собиралась проучить наглеца, опробовав на нём все освоенные за год обучения навыки, однако вдруг замерла. Кончики пальцев слегка задрожали, когда она уловила исходящий от незнакомца аромат. Осенние листья.
— Шанъяо!
Без раздумий она кинулась на шею лучшего друга и сжала его в крепких объятиях. Одним богам было ведомо, как сильно Цайхуа скучала по нему. По его тёплой улыбке, что сияла сейчас на его красивом лице, по карамельным глазам, светящимся добром и уверенностью, и просто по его присутствию рядом. Рядом с ним ей тепло и спокойно. Какие бы отношения у них ни сложились в дальнейшем, Шанъяо навсегда останется её личным солнышком.
— Я тоже рад тебя видеть, — парень мягко потрепал её по макушке и отстранился, чтобы разглядеть подругу внимательнее.
Кроме того, что волосы её теперь достигали до талии, и сама она, как в их первую встречу, была одета в чёрные мужские одежды, в её образе не изменилось ничего. Разве что взгляд стал серьёзнее, словно она начала понимать непростые законы этого мира.
— Что ты здесь делаешь, да ещё в таком виде? Неужто решила кому-то в чувствах признаться? — заметив алую коробочку в её руках, он хитро улыбнулся.
— Не хочу привлекать внимание, вот и оделась так, — пожала плечами девушка. — Мне не хотелось участвовать в подготовке к Цисицзе, поэтому я спустилась сюда и заодно решила купить лучшей подруге подарок, — она бережно провела пальцами по шёлковой ткани.
На самом деле просветлённая не собиралась тратить с трудом накопленные деньги, которые ей выдавали в школе за выполнение различных поручений, но желание хоть ненадолго растопить заледеневшее сердце Юньчжи было сильнее. Выбор Лу Цайхуа пал на кисть: изящную, будто точёный девичий стан, и очаровывающую своей простотой. Она должна ей непременно понравиться.
— А ты откуда тут взялся? — наконец озвучила свой
