из толпы к нему, и громко так крикнул:
— Вы видите? Нет! Вы это видите? Красота какая!!!
И он затряс, сжал руку Лилиан, как близкого товарища обнял.
Лилиан хотела выдернуть свою руку, но неожиданно ей понравилось это новое ощущение.
— Вы видите?! — все спрашивал незнакомец, как бы приглашая ее вступить в какое-то его братство.
И Лилиан не стала выдергивать руку из горячей ладони незнакомца. А он уже не отпускал, и тянул ее вперед, будто хотел обойти с ней собор по всему его периметру.
Лилиан хоть и напугала его восторженность, но и подкупила — милой какой-то детскостью и провинциальностью.
— Очень, очень красиво, — подтвердила она, надеясь, что мужчина отпустит её руку.
— Идемте, там, с той стороны, есть такая лесенка. Можно сказать — потайная, — и он решительно утянул Лилиан с собой.
Они обошли круг, Лилиан узнала, что он из каких-то Вертухов, что у него трое деток, и как жаль, что они не видят этой красоты.
Лилиан всё это слушала и не узнавала себя. Незнакомец видел в ней себе подобную, простую и бесхитростную, восторженную приезжую.
Лилиан же всегда уставала от своей чопорности, хладнокровного высокомерия. Таковой она видела себя, либеральной и непримиримой.
А тут — бежала за этим странным типом почти вприпрыжку, и слова не перечила, а только кивала согласно головой и вертела ею туда-сюда, следуя указательному пальцу «ви-за-ви». От него исходили такое знание и любовь к этому собору, к этому месту — вплоть до дат, имен и прочих исторических подробностей.
«Короче», — хотелось прервать его лекцию ей.
Но она не могла, её тоже захватил какой-то любовный плен этого человека. И что было особенно странным и восторженным — ей не хотелось свободы от него.
Лилиан присмотрелась к незнакомцу. Встревоженное красотой лицо было почти красивым. Голос был приятным. Немного мешал провинциальный акцент, но он казался милым украшением его, несколько нелегкой, безалаберно одетой, могучей фигуры.
Наконец, они вернулись на площадь, где она так вольно была схвачена за руку. И руку ее он тут же смущенно отпустил.
— Извините меня, — только и сказал он.
Лилиан же не могла ответить ему. Ей было нечем ответить этому горячему чувству восторга, в который она погрузилась за эти несколько минут.
Она молчала. А мужчина понял ее молчание по-своему, как-то вдруг сник, упал лицом и отступился. И Лилиан уже увидела его далеко, почти убегающим, наверное смущенным своим невероятным напором на эту худую, аристократичного вида женщину. Которую он, скорее всего, напугал. Ведь когда он рассмотрел её, то сразу ретировался — так прекрасна была она. Ему сразу же захотелось втянуть голову в плечи и снять шляпу перед её строгостью.
Но шляпы на нем не было, поэтому он так позорно сбежал. Не оглядываясь. А если бы он оглянулся, то увидел бы, как Лилиан всё еще стоит на том же месте и, задрав голову и прикрыв ладонью глаза от солнца, старается разглядеть что-то там наверху — ту красоту, которую ей никак не удавалось увидеть.
Она старательно придерживала свою шляпу, чтобы она не упала, и всё глядела, глядела на купола, но, кроме привычного вида их, ничего не было видно.
Лилиан вздохнула и пошла домой. А о незнакомце ей подумалось «чудак какой».
И от этого простого объяснения ей стало спокойнее и привычнее. И быстро забылось это маленькое событие. Потому, что оно было действительно незначительным, потому что Лилиан ждали в издательстве, где она решала многие вопросы. Она и так уже опаздывала.
И не давала Лилиан покоя назойливая мысль о какой-то правоте этого чудаковатого незнакомца. И боялась признаться, что ей было по-настоящему весело и хорошо с ним. И приход в её жизнь этого человека, такой простой и естественный, включил её на короткое время в другой мир — чужой и непонятный в этой своей детскости, который пугал Лилиан.
Она уже подходила к своему издательству, где все было всегда понятно, и никто не посмеет взять ее за руку и пригласить взглянуть на красоту.
Лилиан встряхнула головой, так, что слетела шляпка и открыла тяжелую дверь офиса.
Дверь эта потом пружинно захлопнулась за ней очень решительно, как бы отсекая воспоминания наканунешней суеты. Помогая Лилиан успокоиться и забыть.
Провансальная тетрадь,
11 августа 2021
Вид из окна
Окна домашнего кабинета Дмитрия Павловича выходили в милый маленький, почти французский, дворик с оригинальной аркой и маленьким овальным оконцем в ней.
Было жаркое воскресное утро, и Дмитрий решительно распахнул створки фрамуги и глянул во двор. Там внизу, между машин жильцов, сидел художник с мольбертом и рисовал, додумывая на бумаге возможную красоту арки. Художники часто приходили сюда, и почти всех их Дмитрий знал в лицо. Вот и сейчас, он легким посвистыванием окликнул Гришу, рыжего бородача. Тот посмотрел вверх и махнул приветливо своей испачканной рукой с кисточкой.
Во дворике было еще по-воскресному тихо, и Дмитрий с наслаждением сделал потягушки, и вдруг он разом остановился и, не веря своим глазам, глядел на противоположную стену, до которой было расстояние в десяток метров.
Там в квартире, где тоже были открыты от жары все окна, он увидел двухъярусные кровати, типа тюремных нар. Они нагоняли ужас темно-синей облупившейся своей внешности. Кровати стояли у стен и окон — двух-ярусные, их хорошо было видно. На них спали люди.
Дмитрий, не веря своим глазам, вглядывался вглубь квартиры. Койки были в каждой комнате. Общий вид этого зрелища был ужасен и отвратителен.
Дмитрий еще раз пригляделся и понял, что квартиру хозяйка выгодно сдала наемным рабочим, которые теперь спали на этих жутких темно-синих койках. На подоконнике лежал красным боком вверх недоеденный арбуз. Над ним кружили мухи.
Дмитрий брезгливо закрыл окна. Эта старуха, владелица квартиры, впустила в нее рабочих, их было там человек сорок, не меньше.
Он старался переварить эту новость как можно спокойнее. Старуха, конечно, имела право сдавать кому хочет свою квартиру, но как он будет делить свой чудный вид из окна с этими чужаками, с их непонятным гомоном на чужом языке. И еще — грязь, антисанитария. И вообще, теперь — хоть к окну не подходи… Живи теперь с синей двухъярусной жутью, ребра которой торчали изо всех окон и делали этот вид пугающим и невыносимым.
Дмитрий стал думать, кому позвонить, чтобы спасли дом и двор от этого кошмара.
За окнами напротив кто-то зашевелился, спрыгнул с верхнего яруса койки и подошел к окну. Сделал точно такие же потягушки, как и накануне
