сказать, что не нужно возвращать кольцо! Если бы ты сознался, все были бы живы! – Ее голос надломился, обида смешалась с болью. Из-за гибели ее друзей? Из-за его предательства?
Щек приник к двери, пустил по венам спокойствие, высвобождая силу. Привычно раздвоился во рту язык, вытянулись зрачки, удлинились клыки. Мир вокруг пропитался запахами, расслоился на сотни оттенков. Но поблек – Щек видел лишь красные всполохи ее тепла через щели дверей.
Голос продолжал ласково увещевать, баюкать:
– И вы бы мне поверили? Пусть даже так, разве твои друзья не вышвырнули бы меня за порог, как только узнали? Мой грех в том, что я хотел быть рядом с тобой. Слушать, понимать, глядеть на мир твоими глазами. Я просто был. Без объяснений и оправданий. Я бы пошел за тобой, Катя. Спас бы каждого, кто тебе дорог, и, в конце концов, дал бы выбор. Даже тогда, когда мое кольцо оказалось в твоем кармане, давая мне полное право на тебя, я стою и молю открыть дверь.
Смоль судорожно заворошилась за дверью, подняла с пола скомканную куртку и потрясенно вскрикнула. Нашла.
– Кто здесь монстр, Катя? Я, просто потому что таким был рожден, или они? Надя, которая избавилась от кольца единственным доступным способом, обрекая другую на свою участь. Или Саша, который запер дверь люка, когда я просил его одуматься, предупреждал об истинной опасности леса. Кто вел их к погибели, девочка? Собственные демоны или злобный царь змей?
Под ее пальцами грелась ручка, а змей поглаживал шершавое дерево, сдерживал победную улыбку. Шаг за шагом гнев исчез, спадала завеса паники перед неизвестным существом. Но открыть Катя еще не решалась. Видели все змеиные боги, дай судьба ему чуть больше времени, и она бы ушла вслед за ним, переполненная блаженным счастьем.
Но такое хрупкое человеческое тело, его вторую ипостась пробило испепеляющей болью. Куда-то под левую лопатку, ослепляя. Выскользнула дремлющая внутри сила, прекратила окутывать дом, Щек взревел. Тяжело рухнул на колени, ощущая, как человеческая оболочка заперла его естество – возвращался цвет, исчезали запахи. А по обнаженной спине текла алая кровь, парализовала проклятая полынь, не давая шелохнуться. Ноги подкосились, он завалился на бок, не способный повернуть головы, увидеть того, кто заберет его длинную жизнь.
Неужели невеста станет его погибелью? Увлеченный Катей, Полоз не услышал за спиной шаги.
Его отчаянный крик заставил отскочить от дверей, а после метнуться обратно, хватаясь за ручку. В тревожном порыве Смоль не сразу поняла, почему та не поддавалась. А после, грязно выругавшись, выдернула засов и метнулась за порог.
Он не мог врать, каждое его слово было правдивым и оттого еще больше болезненным. Что хорошего она видела в жизни от людей? От матери, которая всегда просила, но ничего не давала взамен, от друзей, которые всаживали и прокручивали ножи в ее спине, предавая раз за разом? Почему Катя закрылась от него, от того, кто спасал? Разве вывернутый люк стал символом его предательства? Щек спешил к ней, чтобы спасти всех их, а она отплатила обвинениями. Кольцо грело сжатые пальцы, казалось живым, манило. Разве могло произойти хоть что-то плохое, пока Щек рядом?
Оказалось, могло. Он лежал, завалившись на бок, а под ним расползалось алое липкое пятно, вызывая отчаяние. Метнувший нож Елизаров шумно дышал, стоя в пяти шагах от порога. Щек дрожал мелко-мелко, глазные яблоки закатились, ужасая белизной. Только губы едва шевелились и Катя, разрыдавшись, кинулась к нему, падая на колени.
– Вытащи, вытащи, Катенька, молю, вытяни нож… – произнес змей шепотом на грани слуха, а она поняла, что сломалась. Происходящее было слишком тяжелым, придавило ее, оглушило. Смоль просто желала, чтобы все закончилось и она сумела забыть. Судорожно кивнула, роняя на его плечо крупные прозрачные слезы, и потянулась к ужасающе огромному ножу, застрявшему в крепком молодом теле.
Славик сорвался с места, взревел охрипшим от натуги голосом:
– Идиотка, не смей!
Пальцы обхватили липкую, горько пахнущую ручку, и она резко дернула под громкий, наполненный болью крик Щека. От этого вопля Смоль почти сошла с ума, рывком наклоняясь, закрывая его собой от склянки, которую швырнул Славик.
– Не трогай его, он ничего не сделал! – Пузырек больно ударил по кисти, тяжелые капли едкими струйками растеклись по рукам и лицу, пропитали свитер. Щек под ней тяжело дышал, а пальцы судорожно цеплялись за ее бока, будто ища опору. Смысл задержаться в этом мире.
Стоило подумать о том, что она лишится его – стало по-настоящему страшно. До того ужасно, что мир пошатнулся и потемнел, а Катя, рыдая, вцепилась в его горячие голые плечи, поспешно вытирая капли неизвестной жидкости, попавшей на тело. Щек застонал глухо, тихо.
Елизаров уже взлетел по ступеням – красный, взмокший, он, должно быть, бежал очень долго, и теперь легкие предавали его, заставляя хрипеть. Небрежно отшвырнул ее в сторону. Так просто поднял за ткань свитера, словно выкидывал нашкодившего котенка. Обратно к дверному проему, где бок обожгло ударом об косяк. Она по инерции проехала на спине еще метр и тут же вскочила.
– Он все это время терся рядом, чтобы забрать тебя, дура. Перебьет нас по одному, и все. Приедет опергруппа искать утонувших на болотах. – Слава бросил на нее разъяренный взгляд и ударил. Хотел попасть ногой по ходящим ходуном ребрам Полоза. Сердце сжалось, Смоль почти услышала их хруст, когда случилось невероятное.
Щек распахнул глаза. Не привычно желтые – по-настоящему золотые, глубокие, словно колодцы, разрезанные змеиным зрачком. И перехватил ногу, резко дернув вверх. Послышался оглушительный хруст. Не успевший ничего понять, Славик в удивлении раскрыл рот, а затем боль догнала его – он закричал, хватаясь за вылетевшую коленную чашечку. Упал рядом.
– Прекратите!
Они ее не слушали. Елизаров потянулся к ножу, воткнул в деревянные доски пола, находя опору, чтобы подняться. И, подволакивая ногу, захромал вперед. Стремительно возвращающий силы Щек смог опереться на руки и отползал, щеря клыки, совсем как змея, готовая к броску.
– Славик, стой! – Оттолкнувшись здоровой ногой, тот попытался упасть на Полоза, но змей неожиданно резво откатился в сторону. Прямо на сухую полынь, брошенную Елизаровым. Зашипела, запузырилась кожа, послышался отчаянный крик, и Щек рванул обратно – на Вячеслава с выставленным вперед ножом.
Царь Полоз. Катя так отчаянно боялась за его жизнь, что тело отказалось подчиняться. Широко раскрытыми от ужаса глазами она следила за тем, как к нему вновь устремился нож, зажатый в руке Елизарова. Как змей ловко увернулся, пропуская его у самого горла и, оттолкнувшись руками, скользнул по полу вниз, вцепившись клыками в здоровую ногу противника. Послышался хруст, дурным голосом заорал Славик.
И Катя сбросила с себя оцепенение, ринулась вперед.
– Пошли, Щек, умоляю, пошли! – Она тянула
