хаки, Родион решил обратиться в первую очередь, держа наготове смартфон со снимком невероятного подъезда.
— Здравствуйте! Я из местных, но давно не был на острове. Подскажите, пожалуйста, а вот те «заброшки», у них внутри что-то странное…
Военный произнёс короткое матерное слово и ускорил шаг. Родион развёл руками, Костя скроил многозначительную мину в духе «а чего ты ждал». Тогда Родион решил обратиться к женщине с сумками. Та, едва услышав про «заброшки», попятилась от них, как от разносчиков опасной инфекции.
— Вам что, жить надоело? Туда нельзя ходить! Даже дети малые знают!
— Почему? Что там внутри такое?
— Откуда мне знать! — обойдя их по дуге, женщина тоже ускорила шаг.
— М-да. — Родион в замешательстве прочесал пятернёй порядком отросшие волосы. Не стригся с тех пор, как… Ну да, с тех пор, как получил сообщение, что пациентка умерла.
Накрапывал дождь. На детской площадке, состоявшей из облезлой горки, кривого турника, песочницы, самодельных качелей и скамейки, вяло играли дети: девочка с уродливым родимым пятном на пол-лица раскачивалась на качелях, мальчик с перебинтованным предплечьем сидел на скамейке и смотрел. Двухлетка с непропорциональной шишковатой головой ел песок, и его никто не останавливал: молодая толстуха в бесформенном платье, видимо мать, отвернувшись, разговаривала с женщиной в открытом окне первого этажа. У женщины что-то было с правым глазом: заклеен пухлой ватной повязкой на пластыре. Обычный день посёлка. Люди ко всему привыкают. Живут как живётся — даже если неподалёку расщелина с ядовитыми газами, а в заброшенных домах происходит какая-то чертовщина.
Газы. Не в них ли причина? Случаются же коллективные видения…
К вечеру дождь усилился, из-за плохой погоды связи не было, так что дозвониться до шофёра из «центра» не удалось. Костя переписывал снимки на ноутбук. На фотографиях, в контрастном свете вспышки, шипастые стены, непонятного назначения дверные проёмы и невозможные лестницы выглядели ещё более пугающими. Не бывает таких длительных галлюцинаций.
— Сиди тут, я схожу ненадолго кое к кому, — сказал Родион, накидывая в прихожей ветровку.
Медпункт находился на первом этаже через два дома, там же, где во времена Родионова детства. И фельдшер был тот же: Василий Иванович по прозвищу Японец. Его отец был русским моряком, а мать уроженкой Хоккайдо, но отчего-то он считал себя айном — эта таинственная народность жила на островах у Тихого океана ещё до японцев, и последние из айнов давно ассимилировались, что не мешало Василию Ивановичу выпендриваться на переписи населения при указании национальности.
— Родька? — фельдшер, маленький, сутулый, с восточным узкоглазым лицом, изрядно поседевший, попятился, затем подошёл и осторожно обнял Родиона. Одна ладонь у него была плотно замотана грязноватым бинтом. — Тамара, ты только глянь! Это же Родька Романов! Ты надолго? Нет? Батину могилу приехал навестить?
Из кабинета вышла Тамара, молодящаяся вдова, бессменная продавщица одного из продуктовых магазинчиков, в школьные времена Родион иногда выклянчивал у неё шоколадки в долг. Шея у неё была в бандаже. Женщина растянула в улыбке пухлые, отчаянно намазанные кроваво-красным губы:
— Видный мужик из тебя получился. Женат?
— Да так… — Родион неопределённо повёл плечами. Рассказывать о своих проблемах он тут никому не собирался.
— Поняяяятно, — Тамара визгливо захохотала и сняла с вешалки дождевик. — Ну, как накобелируешься — может, меня замуж возьмёшь?
— Тебя теперь сам чёрт замуж не возьмёт, — пробурчал Василий Иванович, закрывая за женщиной дверь. — Родька, проходи. У меня коньяк есть, будешь?
— Нет, извините. Не пью. Совсем. Что у вас с рукой?
— На «централке» споткнулся, — ответил фельдшер. — Сам видишь, какие у нас тут дороги. И ремонтировать некому. Слышал, ты на врача пошёл учиться? И как? Институт закончил?
— Давно. Хирургом работаю, — вымученно улыбнулся Родион.
— Ух ты. Молодец. Человеческие жизни, значит, спасаешь.
— Я пластический хирург.
— А, это по части силиконовых сисек?
— Это по части коррекции черт лица. — Родион поспешил сменить тему. — Я к вам вот по какому вопросу. Мы со знакомым приехали фоторепортаж о посёлке делать. Зашли в «заброшки», а там… — Родион пролистал несколько снимков на смартфоне, повернув экран к фельдшеру. — Мы чуть мозги не вывихнули, пытаясь понять, что это. Вы случайно не знаете, кто и зачем мог это сделать?
Василий Иванович глядел на экран телефона, как загипнотизированный. Вдруг резко сказал:
— Не ходите туда больше!
— Все только твердят: «не ходите-не ходите». Хоть бы объяснили, что там происходит.
Фельдшер помолчал.
— Объяснить я тебе ничего не сумею. Расскажу одну байку, сам решай, верить или нет. У нас считается, что в тех домах теперь новые жильцы живут.
— Какие ещё жильцы?
— Те, что из расщелины. Видел трещину на въезде в посёлок? Ну вот… Как тут пару лет назад всё тряхнуло — так земля лопнула аж до самых своих кишок. А там, по древним поверьям, много кто живёт. Теперь они вместе с паром выходят на поверхность и селятся рядом с нами. Если их не беспокоить — не вредят. Живут себе тихо, обустраиваются потихоньку…
Родион наконец-то заметил, что Василий Иванович пьян до мелкой трясучки, до змия, до белочки. И странная его заторможенность, и дикие истории — всего-навсего проявления глубочайшего, как Тихий океан, алкогольного психоза. В полумраке приёмного кабинета не сразу были заметны ряды пустых водочных бутылок под столом и непочатых — на тумбочке рядом с раковиной.
— Может, ахнем всё-таки по маленькой?
— Нет, спасибо. Мне пора идти. До свидания.
В дверях медпункта Родион столкнулся с мальчишкой.
— Василиваныч, я занозу посадил! Здоровенную! Как бревно! Мамка сказала к вам пойти…
В сумрачном освещении Родиону показалось, будто кожа у мальчика странного, крайне нездорового тёмно-багрового, мясного оттенка.
— А ну-ка стой!
Но мальчишка шустро вывернулся с неожиданной силой. Родион так и не понял, почудилось или нет.
Спалось очень скверно. То и дело Родион, вздрагивая, выныривал из рваной поверхностной дрёмы и дико таращился в почти абсолютную тьму с тёмно-серым прямоугольником окна, пытаясь разобрать, не проросли ли стены шипами, не опустился ли потолок, не сузился ли дверной проём до узкой щели. А снились ему бесконечные бетонные лабиринты, из которых не было выхода, потому что дверями и окнами там служили крошечные отверстия. И что-то там постоянно ходило за спиной, дышало в затылок смрадом и морозным воздухом — будто открыли холодильник в секции с гнилыми трупами.
Под самое утро он наконец отключился намертво и проспал до начала двенадцатого. Увидев цифры часов на экране телефона, вскочил. Кости не было — как сказал хозяин квартиры, тот спозаранку побежал снимать кадры с проглянувшим в тумане солнцем и с тех пор не возвращался. Военный пенсионер снова сидел на кухне,
