полно было в морге, где Родион работал ночным санитаром, вполне недурная работа для студента, сиди себе над учебником, зубри, или спи, или в телевизор пялься, главное — в документах ничего не напутать, когда труп привезут. Однако подработка оказалась словно неким предзнаменованием: на следующий год отец по пьяни замёрз насмерть, у самого дома, прямо на «централке». Упал — и мигом замело. А метели на острове бывали лютые, иногда жителям посёлка приходилось спускаться из окон вторых этажей, чтобы откопать в снегу дверь подъезда и окна соседей этажом ниже. Из-за учёбы и подработок Родион не смог прилететь на похороны. И вообще с тех пор даже не думал возвращаться на остров. Но с нелепой отцовской смертью незримая трещина поперёк его жизни стала длиннее и глубже.
— Эй, турист! — закричал водитель, открыв дверь. — Сворачивай съёмку, скоро прилив начнётся! Щас уеду, сам выбирайся как знаешь!
Пока Костя возился с фототехникой, Родион вышел поразмяться, побродить вокруг автомобиля по антрацитовому влажному песку. Нахлынули звуки и запахи, до того лишь просачивающиеся из окна, знакомые с детства: гул океана, сдержанный, но грозный, скрипучие крики чаек, йодистый запах водорослей… и дух разложения. Последнее Родион, три с лишним года отработавший в морге, ни с чем бы не перепутал: удушливый сладковатый смрад, какой царит в секции с гнилыми трупами, ещё потом много лет, даже когда Родион стал преуспевающим пластическим хирургом, иногда мерещился ему во снах. Ужаснее всего, помнится, был убитый толстяк, которого нашли в лесопарке: на момент, когда его доставили в морг, в нём завелось столько всякой живности, что каталка под ним слегка ездила туда-сюда. Родион никогда не считал себя впечатлительным, но эта каталка позже во сне не раз ехала на него по коридору…
Труп обнаружился неподалёку, за большим отполированным волнами камнем. Мужчина в дешёвом тренировочном костюме, какими торговали на острове. Лицо распухло и поблёкло, из приоткрытого рта вывешивались, распластавшись по щекам, нити водорослей.
— Тут труп, — громко сказал Родион. — У вас в посёлке никто не пропадал в последние дни?
— Чего? — заорал водитель. — Не слышу!
— Утопленник тут, говорю!
Подошёл Костя и первым делом вывернул на песок весь свой завтрак. Родион спокойно и внимательно разглядывал тело. Водитель, пожилой мужик, капитан в отставке, всякого навидавшийся, тоже не слишком впечатлился, только сказал:
— Ну, этот не из наших. Хотя хрен поймёшь, морду как раздуло… Со скал, что ли, свалился?
— Волной вынесло, а утонуть-то где угодно мог, — сказал Родион.
— Нельзя его тут оставлять, — сказал бледный Костя.
— А куда, в багажник запихнуть? — взъелся водитель. — Чтоб он мне всю машину провонял? А в посёлке куда? Там морга нет. Да ну его на хрен, в самом-то деле. Поехали уже!
Костя пытался возражать, но Родион на правах старшего молча толкнул его к внедорожнику, с тем и отправились дальше. Носоглотка, чудилось, ещё долго удерживала трупный запах. И только когда стена скал по левую сторону наконец закончилась и автомобиль свернул прочь от побережья, Родион сообразил, что же в этом трупе заставляло так пристально вглядываться, что же сознание отказывалось воспринимать: слезники глаз у покойника были расположены не на внутренней, а на внешней стороне, у висков.
Да быть не может, подумал он. Просто померещилось.
В посёлке не было не только морга, но и много чего ещё: ни коммунальных служб, ни даже администрации. Дело в том, что официально посёлок не существовал уже около полутора десятков лет — на бумагах он перешёл в разряд нежилых как раз в год гибели Родионова отца, — но расселять несколько сотен оставшихся в нём жителей, в основном бывших военных, было некуда. С той поры посёлок справлялся своими силами, отрезанный от государства. Костю это обстоятельство как-то хищно радовало. Конечно, Костя был обыкновенный журналист в поисках интересного репортажа, но всё же Родиона эта его особенность глухо раздражала. Собственно, познакомились-то они именно тогда, когда всё, чем Родион жил раньше, разлетелось вдребезги. «Журналисты слетаются на беду, как мухи на говно», — говаривал отец. Когда-то в конце девяностых в его части умерло от пневмонии несколько солдат, случай с шумом докатился до материка, так что отец знал, о чём говорил.
Грунтовка, повернув, взобралась на небольшой холм, и открылся вид на посёлок — именно эту картину Родион видел в детстве из окна машины, когда с отцом возвращался домой. Сейчас туман скрывал горные кряжи, что в солнечный день сторожили горизонт, подпирая небо притуплёнными вулканическими вершинами. Все Курилы — будто склад со взрывчаткой, на одном только этом острове действующих вулканов около двадцати, и, как посмотришь вдаль — один непременно дымит. Сам посёлок, несмотря на туман, был виден как на ладони: россыпь неказистых сейсмоустойчивых трехэтажек вокруг безымянной центральной улицы, и лишь в половине из них жили люди, прочие тупо таращились тёмными глазницами пустых окон. Из нежилых домов тут утаскивали всё, включая оконные рамы.
Количество необитаемых домов, по сравнению с тем, что помнилось Родиону, явно увеличилось. А ещё неподалёку от окраины посёлка появился длинный глубокий овраг, из которого шёл какой-то белый дым.
— Что это? — спросил Родион у водителя. — Ну, провал вон там.
— Так землетрясение сильное же было, два года тому назад. Никто на всём острове ничего похожего не припомнит. Полгода все во времянках жили, боялись, что ещё тряханёт. Но ни один дом не рухнул, представляете? Во строили при Советах! А трясло — аж земля треснула.
— Почему дымит?
— Да пар это. Там, внизу, горячий источник образовался. Вы туда к краю не ходите — провалиться можно. Сваритесь вкрутую. К тому же пар ядовитый какой-то. Там ещё газы подземные выходят.
— Ну ни фига себе! И даже забором не обнесли! — азартно восхитился Костя. Родион чуть не поморщился.
— Стройматериалы тут на вес золота, — сухо заметил водитель и остановил машину. — Ну всё, приехали. Дольше трёх дней торчать тут не советую. В конце недели обещают сильный шторм. Застрять можете надолго. Я пережду прилив и вечером уеду, до темноты должен успеть. Если через три дня попутку не найдёте — звоните, заберу. Такса та же.
— А разве вы не тут живёте? — спросил Костя, выгружая рюкзаки.
— Жил раньше. Уехал после землетрясения. Вот скажите, у вас есть цель в жизни?
— Конечно. Репортажи хочу крутые делать.
Родион промолчал. Любые цели у него остались в прошлом. Его будущее было так же бессмысленно, как у заброшенных зданий посёлка.
— И у меня есть, — сказал водитель. — Жена вот, да дочка скоро замуж выйдет. Внуков хочу нянчить. Дом свой хочу построить. А это место
