– Продолжайте.
– Значит, вы не помните, во что была одета обвиняемая?
– Я лишь помню, что мы с ней говорили о том, что наша одеждасхожего цвета. И если вы хотите знать, во что была одета я, то я…
– Нет, я не хочу, – перебил ее Мейсон, – я просто пытаюсьустановить факт, помните ли вы, во что была одета обвиняемая.
– Я этого не помню.
– Тогда как вы можете быть уверены, что та женщина подтемной вуалью, что вошла в туалетную комнату, и есть наша обвиняемая?
– Она, а кто же еще? Она и вышла… я не могу вспомнить, вочто именно она была одета, но я знаю, что та женщина, что вышла из туалетнойкомнаты без вуали, и была той самой особой, что вошла туда под вуалью. Я могу вэтом поклясться.
– Ну а если вы ошибаетесь и очков на вас тогда не было, тотогда вы не могли бы точно определить это, не так ли?
– Я была в очках.
– Но если бы вы были без очков, то вы бы этого не смоглиопределить?
– Не смогла бы.
– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – У меня все.
– У обвинения больше нет свидетелей, – объявил ГамильтонБергер.
Судья Кейт и многие служащие судебной канцелярии, забежавшиев зал суда, чтобы послушать, как Мейсон будет допрашивать миссис Мейнард, былиявно разочарованы заявлением прокурора.
– Суд объявляет десятиминутный перерыв, – произнес судьяКейт, – после чего начнется допрос свидетелей защиты.
– Боже мой, Перри, – тихо сказал Пол Дрейк адвокату во времяперерыва, – разве можно устраивать цирк из слушания дела об убийстве?
– Еще как можно, – сказал Мейсон. – У окружного прокурорадостаточно улик, чтобы обвинить мою клиентку в преднамеренном убийстве, если небудет защиты. И теперь мы находимся перед дилеммой – вызывать нам миссис Фаргов качестве свидетельницы или нет.
– И то и другое плохо?
– Просто ужасно, – сказал Мейсон. – Если мы не вызовем еекак свидетельницу, то это сделает судья. Если мы вызовем ее, то она попытаетсяизменить свое алиби и окончательно утопит себя. Единственный ее шанс –рассказать все как на духу. Но по непонятной мне причине именно об этом она иизбегает говорить.
– А что, собственно, произошло?
– Она намеревалась ехать этим самым автобусом, чтобыповидаться с матерью, однако перед самым отъездом разругалась с мужем. Онприсвоил часть ее личных денег, которые она унаследовала после смерти своегобогатого дядюшки, и, полагаю, этот Фарго плутовал со счетами, в результате чегоприсвоил порядка двадцати пяти – тридцати тысяч долларов. Я думаю, миссис Фаргопоймала его с поличным и, вероятно, пригрозила рассказать все полиции. И тогдаФарго запер ее в спальне и держал там все то время, что я находился в доме,делая вид, будто собираюсь купить его. Я думаю, что Фарго решил навострить лыжии смыться.
– А потом, ты полагаешь, между ними произошла драка? –спросил Пол Дрейк.
– Потом, я полагаю, Фарго открыл дверь спальни и, видимо,попытался задушить жену, а она, вероятно, схватила нож и заколола его, ненамеренно, а ударив вслепую в целях самозащиты. Она ударила Фарго ножом в шею,перерезала артерию, опомнилась и в ужасе бросилась вниз по лестнице, вскочила вмашину и помчалась, думая, что если успеет на этот автобус, то тем самымобеспечит себе алиби. Я полагаю, что она действительно хотела вначале лететь насамолете шестичасовым рейсом, но поездка автобусом, как она считала, давала ейбольше шансов для алиби. Я думаю, она позвонила матери, чтобы подтвердитьверсию с автобусом.
– А вдруг, если ты вызовешь ее в качестве свидетельницы, онастанет излагать твою версию? – сказал Дрейк. – Это будет квалифицировано какфакт самозащиты и…
– И тот факт, что она пыталась обеспечить себя фальшивымалиби и дала письменные показания, чтобы подкрепить его, безнадежно восстановитпротив нее публику. Существует какая-то причина, по которой она не желаетговорить правду. Если бы только я знал, что это за причина, и заставил еедавать показания, у меня бы появился шанс.
– Может, она пыталась защитить сына?
– Нет. Какое-то время я тоже так считал, но теперь понял,что причина в другом. Тут что-то кроется.
– А ты не можешь заставить ее рассказать тебе всю правду?
– Нет.
– А почему бы тебе самому не рассказать судье, как тыпредставляешь себе все случившееся?
– Если бы я знал причину, по которой она отказываетсяговорить правду, я мог бы это сделать. А так я могу лишь утопить ее еще глубже.Публика решит, что я сочинил для нее складную историю, а на самом деле это онапришила мужа, чтобы получить страховку.
– Большая страховка?
– Двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько, сколькоприсвоил ее муженек.
– Страховка составлена в ее пользу? Она получит проценты иливсю сумму?
– Всю сумму.
– Тебе есть над чем поломать голову, Перри! – посочувствовалПол Дрейк.
– Еще как! – согласился Мейсон. – Единственное утешение, чтоэто всего лишь предварительное слушание. Если я смогу бросить тень на показанияэтой чертовой куклы Мейнард, я буду знать, как мне действовать перед судом.
– Ты хочешь попытаться освободить свою клиентку напредварительном следствии?
– Нет, – покачал головой Мейсон. – Я хочу позволить судьезаставить ее давать показания. Я не решусь вызвать ее в качестве свидетельницы;я не решусь ни на что, пока она не расскажет мне, что именно произошло.
– А ты убежден, что ее алиби фальшивое?
– На все сто, – сказал Мейсон. – Окружной прокурор высказалрезкое замечание насчет этого. Однако я постараюсь дискредитировать показаниямадам Мейнард после того, как мы выведаем всю подноготную о ее очках. Заметь, унее нет запасных очков, так что мы можем задействовать это. Я собираюсь вызватьна скамью свидетелей мистера Рэдклиффа и посмотреть, что он скажет.
Делла Стрит подошла к Мейсону и сказала:
– Шеф, я могу добавить к делу еще одну улику.
– Что?
– Миссис Ингрем пользуется теми же духами, что и ее дочь.
Мейсон переварил информацию.
– Не думаю, что нам это поможет, но все равно фактлюбопытный. Однако Кларк Селлерс утверждает, что конверт, в котором лежалиденьги, был надписан рукой Миртл Фарго. Однако та божится, что не надписывалаконверт и не посылала мне денег и… А вот и судья.
Судья Кейт занял свое место и обратился к адвокату: