как она накладывается друг на друга.
Она улыбнулась.
— Мне всегда нравилось, насколько тактильной была эта среда.
В этой точке соприкосновения во мне зародилась надежда.
— Мне тоже. Ни одна ошибка не является постоянной.
— Ты всегда можешь просто размазать ее по чему-нибудь другому.
— Именно так.
Она вздохнула.
— Я бы хотела, чтобы жизнь была такой.
— В некотором смысле, так оно и есть. Мы учимся и растем на своих ошибках.
Эбигейл покачала головой.
— Но некоторые слишком велики. — Она подняла на меня глаза, и они заблестели в свете позднего утра. — Я не знаю, совершила ли я с тобой самую большую ошибку. Может быть, мне не следовало убегать. Может быть, мне следовало пойти к Мейсону, как только я узнала, что беременна. Но мне было так стыдно за тот выбор, который я сделала.
Я потянулась и взяла ее за руку.
— Ты сделала то, что считала лучшим. Ты отдала все, чтобы защитить меня. Я не могла бы просить о большем.
Это не означало, что я не думала о «что, если». Я тосковала по воспоминаниям, которых у меня никогда не будет. Жить в стае, бок о бок с парнями. Но я также не могла желать, чтобы мое детство было иным, потому что это означало бы стереть Лейси из памяти. Все, что я могла сделать, это быть благодарной за то, что происходит здесь и сейчас.
Рука Эбигейл дрожала, когда она сжала мою.
— Я пыталась. Меня убивало, что я отказалась от тебя, не думаю, что после этого я когда-либо была прежней.
Мое сердце разбилось. Я и представить себе не могла, на что это, должно быть, было похоже. Какая глубокая боль селилась в душе, когда терялся ребенок?
— Может быть, мы могли бы начать все сначала?
Брови Эбигейл сошлись на переносице.
— Что ты имеешь в виду?
— Мы не можем вернуть те годы назад, но сейчас мы можем узнать друг друга получше. Это не сотрет того, что произошло, но сейчас это могло бы дать нам что-то прекрасное.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я бы с удовольствием, Роуэн.
Первые шаги были непрочными. Вопросы были заданы осторожно, чтобы не наступить на больную мозоль. Но через некоторое время мы нашли ритм. Я делилась забавными историями о Лейси. Мы обменялись списками избранного. Она рассказала мне обо всех местах, где жила, пока была в бегах. И впервые я познакомилась с мамой поближе.
Я так увлеклась нашим общением, что не услышала приближения Холдена, пока он не оказался в паре шагов. Я подняла на него взгляд, и улыбка исчезла с моего лица, когда я увидела его серьезное выражение лицо.
— Что случилось?
— Мы должны вернуться на территорию стаи. Остальная часть Четверки здесь.
— 41-
Энсон свернул обратно на территорию стаи гораздо быстрее, чем мы ехали в больницу. Я не была уверен, что вызвало у меня большую тошноту — знание о том, что члены Четверки ждут нас, или быстрые движения внедорожника. Я взяла Холдена за руку.
— Твой отец сказал что-нибудь еще?
Он покачал головой.
— Просто чтобы мы поскорее возвращались.
— Но Калеба нет? — Тошнота усилилась при одном только произнесении его имени. Мысль о том, что он может просто появиться и притвориться, что не сделал ничего плохого, крутилась в голове.
— Нет, — процедил сквозь зубы Холден. — Он прячется, как трус, каким и является.
Трус — самое подходящее слово для Калеба. Он был олицетворением этого.
Люк взял меня за другую руку, сжав ее между своими.
— Как прошло время с мамой?
Я несколько раз моргнула, пытаясь прояснить спираль, по которой вращались мои мысли.
— Это было хорошо. Сегодня она казалась лучше… яснее. Это займет время, но впервые я почувствовала…
— Надежду? — закончил он за меня.
Тепло разлилось в груди.
— Надежду.
Просто назвав эмоцию, я почувствовала страх, борющийся на задворках сознания. Я так сильно хотела, чтобы в моей жизни был родитель, с которым я могла бы быть близка, но меня так много раз ранили раньше. Обожженная, я остерегалась подносить руку слишком близко к пламени.
— Нормально — хотеть, чтобы она была в твоей жизни. Верить, что отношения могут быть чем-то большим, — мягко сказал он.
Я наклонилась к Люку. Были люди, которые были бы в шоке от дара Люка или от того факта, что ребята все больше и больше могли чувствовать, о чем я думаю и что чувствую, но для меня это было ничем иным, как утешением.
Вон наклонился вперед с сиденья позади нас и убрал волосы с моей шеи. Он прижался губами к коже там, задерживаясь.
— Сегодня она действительно казалась лучше. Я чувствую непостоянство в других перевертышах, а у нее оно было намного ниже.
В груди болело, но это была прекрасная боль. Я никогда не воспринимала прикосновения Вона как нечто само собой разумеющееся. Я так долго жила без них. Каждый раз, когда он искал меня для самой непринужденной ласки, это было величайшим подарком. Но его прикосновение сочеталось со словами ободрения? Это было почти больше, чем я могла вынести.
Я откинула голову назад и потянулась своими губами к его губам.
— Люблю тебя.
Он ухмыльнулся мне в губы.
— Я тоже тебя люблю.
— Знаете, я брошу водить машину, если все веселье всегда будет на заднем сиденье, — проворчал Энсон.
Кин усмехнулся.
— Я знал, что должен был сесть в третьем ряду с Воном.
— Конечно, оставь меня в качестве шофера.
Я наклонилась вперед и запечатлела поцелуй на плече Энсона
— Я вознагражу тебя позже. Обещаю.
Он улыбнулся.
— Мне нравится, как это звучит.
Следы юмора исчезли из машины, когда Энсон притормозил у ворот. Он набрал код, и дверь распахнулась.
Желудок снова скрутило.
